Единственный...
Шрифт:
— Куда?
— Скоро увидишь.
Я так и не успокоилась, из-за чего еще несколько раз настойчиво спросила у Кириана, куда мы шли.
— Я хочу провести с тобой время, — это единственное, что он мне сказал.
К этому моменту мы уже вышли на улицу и Агеластос окинул взглядом ступеньки, после чего выругался и достал телефон. Кому-то позвонил.
— Я потерял кое-что на ступеньках около главного входа в универ. Найди это как можно быстрее, — Кириан описал своему собеседнику коробочку, которую я бросила ему под ноги, после чего отключил звонок и опять повернулся
Когда мы оказались рядом с его машиной и Агеластос открыл передо мной дверцу, я замялась и, переступая с ноги на ногу, посмотрела куда-то в сторону.
— Почему мне кажется, что ты хочешь убежать? — поинтересовался Кириан, слегка наклонив голову набок и не отрывая от меня пристального взгляда.
— Наверное, потому, что так и есть, — ответила честно. Я потерла закрытые веки кончиками пальцев и сказала: — Мне сейчас легче в очередной раз попросить тебя пойти к черту, чем принять то, что мы с тобой теперь вроде как в каких-то отношениях.
— Мне легче поцеловать тебя и хорошенько облапать, чем принять то, что мне запрещено это делать, — Кириан подхватил меня на руки и осторожно усадил на переднее пассажирское сиденье, после чего закрыл дверцу.
— Ты только что прикоснулся ко мне, — я недовольно посмотрела на Кириана, когда он сел в машину.
— Я случайно.
— Еще одна такая случайность и я откажусь от отношений с тобой, — я скрестила руки на груди и отвернулась к окну. На самом деле, мне, проклятье, хотелось прикосновений Кириана, но стоило ему даже просто подойти слишком близко, как мой разум тут же мутнел и я ощущала себя так, будто в голове отключалась функция «здраво размышлять», а сейчас мне это требовалось как никогда ранее.
Я больше не спрашивала, куда мы едем, но внимательно смотрела в окно. Позже поняла, что мы въехали в Глифаду. Я с интересом рассматривала небольшие белые домики с прямыми крышами и растущие рядом с ними оливы и померанцы. Почему-то вспомнила о том, как пару лет назад на недельку приехала к бабушке в Филотею. Будучи там сдружилась с парнем по имени Кортес. Он только приехал в Грецию и, наверное, я никогда не забуду, какими глазами он смотрел на то, как детвора играла в футбол плодами померанца.
Тогда Кортесу вообще было удивительно, что у нас вот так на улице росли апельсины и вместо того, чтобы собирать их и есть, дети апельсины пинали ногами.
«Это не апельсины. Они не вкусные» — сказала ему, стараясь говорить более четко, так как парень еще плохо знал греческий язык, но потом из окна домика моей бабушки, увидела, что Кортес все же решил попробовать плод померанца и потом вовсю плевался. Я тогда накрыла лицо ладонью и мысленно выругалась. Наверное, мне следовало более четко объяснить, что это, проклятье, не апельсин и вместо слова «невкусный» использовать «несъедобный». Они у нас росли исключительно, как декоративные деревья и от них, максимум, использовалась сушенная кожура в кондитерских изделиях. Кажется, померанец еще брали в медицину, но в это я уже не была уверена. Для меня главным был запах этого дерева.
Тепло лучей жаркого солнца, цитрусовый аромат
Я так сильно задумалась, что не заметила того, как мы остановились.
— Приехали, — Кириан вышел из машины и открыл передо мной дверцу. Ко мне не прикасался, но подождал, пока я выйду из машины.
Я сразу оглянулась и увидела небольшой ресторанчик, находящийся на берегу Сароникоса. В нем веяло теплотой и уютом. Почему-то это место у меня никак не вязалось с Кирианом Агеластосом — перенасыщенным жизнью мажором.
— Ты часто тут бываешь? — спросила, когда мы подошли к столику. Он находился на улице в уединенной беседке.
— Не особо, — Кириан отодвинул для меня стул, но все так же не прикасался.
Как раз подошла официантка и приняла заказ. Смотря на то, как она краснела, уточняя у Кириана, какой кофе он хотел, я невольно ощутила, как в груди что-то неприятно кольнуло и я даже обрадовалась тому, что вскоре девушка ушла.
— Расскажи мне, как ты жила то время, которое мы не виделись. Как ты восстанавливалась после аварии? — спросил Кириан, вновь не отрывая от меня взгляда.
— Может, сначала ты расскажешь о себе? — я откинулась на спинку стула и положила одну руку на деревянный подлокотник. — Знаешь, я тут недавно узнала, что ты, оказывается, родился четырехмесячным. Сколько еще интересного ты скрываешь?
Я не знаю почему затронула эту тему. У меня было много другого, о чем следовало спросить у Кириана, но другие темы будто бы были под запретом. Словно я не желала знать ответы на те вопросы.
К тому же, по потемневшему взгляду Кириана, я поняла, что затронула ту тему, которую он обсуждать не желал, но все же Агеластос отвернулся, и посмотрев куда-то в сторону, сказал:
— Акушерских четыре месяца. Это двадцать вторая неделя, — явно почувствовав, что я не поняла его слов и не желая вдаваться в подробности, он просто сказал: — Я родился в пять с половиной месяцев. Дети рожденные раньше не выживают. Они не могут дышать.
Некоторое время я чувствовала неловкость и не знала, что сказать, но все же произнесла:
— Мне жаль, что твоя мама умерла, но… хорошо, что это произошло не раньше. Иначе ты бы… — я запнулась, понимая, что все же говорила то, чего не следовало. Тем более, я все больше ощущала, что эта тема запрета и так сильно ощущалось, что Кириан мне ничего не ответит, но он все же сказал:
— Она умерла раньше. Мозг умер на восемнадцатой неделе. Тело поддерживали до двадцать второй.
Я прикусила губу и тоже посмотрела в сторону.
— Мне даже не верится, что ты родился таким образом.
— Почему? — я ощутила на себе взгляд Кириана. Все еще тяжелый, но все же Агеластос продолжил: — Считаешь, что ребенок, рожденный в таких условиях должен быть калекой? В сети много информации о недоношенных и о том, что в большинстве случаев они полностью здоровы. Последствия видны только первое время и позже они перерастаются. В моем рождении нет ничего особенного. Не вижу смысла акцентировать на этом внимание.