Ее худший кошмар
Шрифт:
– Ты уже говорила мне, что они составляют четыре процента от всего населения. Но мне трудно в это поверить. Будь это так, вокруг нас ходили бы толпы серийных убийц.
– Нет, к счастью, далеко не каждый психопат – серийный убийца. Есть такие, кто не нарушает закона. Однако при этом их не очень заботят вопросы нравственности. Как правило, они закоренелые лжецы и манипуляторы, часто жестоко обращаются с собственными женами, хамят, способны заниматься различного рода аферами, воровством, нередко становятся насильниками. В любом случае они все несут с собой
– И ты считаешь, что каждый день иметь дело со своим прошлым – это единственный способ решить твою проблему?
Ей и раньше приходилось иметь дело с теми, кто критиковал ее жизненный выбор. Да и Амарок не в первый раз высказывает критику в ее адрес.
– Но в ком еще такая работа способна вызвать больший интерес, пробудить большую энергию? Кроме того, по моему мнению, всегда лучше смотреть в глаза собственным страхам.
– Даже несмотря на то, что ты подвергаешь себя опасности?
Если верить часам на стене, с момента, когда она разговаривала со старшим надзирателем, прошло десять минут. Но Эвелин уже начинала нервничать.
Теперь, оказавшись в своей стихии, она засомневалась, следует ли ей обращать внимание на сержанта и его скептицизм. Он вызывал у нее самые разные и довольно противоречивые реакции. Несмотря на ту пропасть, которая их теперь разделяла, было трудно забыть о прошлой ночи и о том мощном чувстве, которое охватило ее, когда они впервые коснулись друг друга. Ей уже хотелось испытать это снова.
И это желание тревожило ее не меньше всего остального.
– Кто-то же должен делать эту работу, брать на себя риск, – ответила Эвелин. – Нельзя же постоянно исходить из того, что это сделает за тебя кто-то другой.
– Но такую работу мог бы взять на себя мужчина.
В отличие от большей части остальной Америки, отношение к женщинам здесь, на Аляске, оставалось крайне патриархальным.
– Значит, ты такой же сексист, как и большинство здешних мужчин.
– Я рассуждаю с чисто практической стороны. Парни, с которыми ты работаешь, должны понимать, что в случае сопротивления они столкнутся с теми, которые не уступают им по силе.
– Практическая сторона в данном случае далеко не всегда самая важная. – Она заложила за ухо выбившуюся прядь. – Вспомни о том вреде, который причинил Джаспер, возможно, за прошедшие двадцать лет. И который он, вероятно, до сих пор причиняет. Он же все еще на свободе… где-то.
– Значит, ты как бы наделяешь себя полномочиями.
Она почувствовала, что он разглядывает ее шрам.
– Называй как хочешь.
– Они действительно всерьез ищут этого подонка?
– Они делают все, что от них зависит. Я постоянно интересуюсь у детективов о ходе расследования. Не даю им сидеть сложа руки. И не только с прошлого лета. Всегда. Однако уже в течение довольно длительного времени у них нет никакой новой информации.
– А если нанять частного детектива?
Эвелин невесело усмехнулась.
– За прошедшие годы я уже нанимала целую армию детективов. Но
Амарок повернулся к ней. Желтоватый солнечный свет подчеркивал его профиль.
– Ты пыталась связаться с его родителями? Наверняка в первый раз он сбежал только благодаря их помощи? Он же был совсем мальчишкой, он не мог скрыться, полагаясь только на собственные возможности.
Эвелин тоже так считала. Так думали и в полиции. Однако детектив, которому было поручено расследование ее дела, не смог это доказать.
– Всегда хорошо иметь богатых родителей. Но они же не пожелали общаться со мной тогда, не станут и сейчас.
– Под «богатыми» ты имеешь в виду «зажиточных» или «состоятельных»?
Он подначивал ее, но она проигнорировала его иронию и ответила прямо:
– Под «богатыми» я имею в виду богатых, намного более богатых, чем мои родители.
Она не сомневалась, что родители Джаспера помогли ему в ту первую ночь выбраться из страны или как минимум за пределы штата.
Было трудно понять, что думает Амарок. Он так пристально всматривался в ее лицо, что она была вынуждена отвернуться.
– Если ты не возражаешь, я хотел бы посмотреть твое дело, – сказал он.
Он просил ее об этом прошлым летом, и она отказала.
– Просто из любопытства?
Эвелин выровняла стол, чтобы не встречаться с ним взглядом, но он подождал, пока она снова обратит на него внимание.
– Назовем это профессиональным интересом.
– Извини, – Эвелин откашлялась, – но я не хотела бы, чтобы ты знакомился с моим делом.
Сержант нахмурился, ему был явно неприятен ее отказ.
– Это почему же?
– Мужчина, которого я любила, перерезал мне горло и оставил умирать. Никогда в своей жизни я не была до такой степени уязвима. Это делает подробности происшедшего очень… очень личными, я не могу подобрать более точного слова. – Совсем личным происшедшее сделали те сексуальные пытки, которым ее подвергли, но она решила не говорить об этом. Зачем еще больше разжигать его любопытство? – Мне ни к чему, чтобы подробностями того, что со мной произошло, развлекались случайные полицейские.
Амарок посуровел.
– Значит, вот кто я такой? Случайный полицейский?
Вряд ли. Она не могла смотреть на него, не вспоминая прошедшую ночь. Но в этом-то и состояла проблема. Он заставил ее желать того, что ей не суждено было получить. Вот почему она постаралась поскорее ускользнуть после их короткого романа год назад.
– Твоя главная мечта – закрыть Ганноверский дом и выгнать нас всех отсюда, включая и меня. Поэтому я не могу считать тебя своим другом.
– Ты совсем не возражала быть моей подругой прошлой ночью. Возможно, у нас и не было секса, но мы были так близки. Я до сих пор чувствую запах твоего тела на своих пальцах.