Ее худший кошмар

Новак Бренда

Порой обитатели Ганноверского дома напоминали ей актеров в спектакле, – так быстро и легко им удавалось входить и выходить из образа, который казался им наиболее подходящим.

– Ах, все-таки вы вменяемы, – произнесла она. – Так что же вы пытались делать, мистер Гарза? Предупредить нас, что с вами шутки плохи?

Он не ответил на вопрос.

– Кто ты?

Она надела очки, которыми пользовалась чтобы не утомлять глаза, и сделала пометку в сопроводительных документах. Низкая переносимость фрустрации. Возможно, дезорганизованный «актер», и все же… Кажется более

расчетливым. Агрессивен, когда боится, или неуверен, или столкнулся с незнакомым стимулом…

– Эй! Я задал тебе вопрос! – Он почти потащил за собой надзирателя, чтобы шагнуть ближе к стеклянной перегородке.

Охранники начали оттаскивать его назад, желая показать, что ему лучше вести себя смирно. Похоже, они уже были злы на него. Одного из их коллег-надзирателей доставили в медпункт со сломанным носом – Гарза боднул его головой. Однако Эвелин отложила блокнот и жестом велела отпустить Гарзу. Она здесь для того, чтобы изучить пациента, а не наказывать его. Это различие было важно для нее самой.

– Я ваш новый врач.

– Нет, ты моя новая жертва, – возразил Гарза. Он издал чмокающий звук и осклабился, обнажив сломанные передние зубы – результат его попытки грызть стену из шлакобетона в его последней тюремной камере.

Эвелин сделал вид, что пропустила его угрозу мимо ушей.

В целом, учитывая, какими страшными и откровенными подчас бывают заключенные, она неплохо справилась с тем, что услышала. Когда имеешь дело с самыми страшными преступниками Америки, легко можно ожидать любых угроз. Обычно их поведение было ей понятно, даже если понимание не равнялось оправданию. Многие из мужчин, с которыми она сталкивалась, пытались заполучить контроль в мире, где они ничего не могли контролировать, внушая страх другим людям. Это в какой-то степени давало им силу. Иногда они угрожали ей просто потому, что хотели, чтобы их презирали, коль ими больше нельзя было восхищаться, им же хотелось хотя бы что-то представлять собой.

Но даже покинув вечером Ганноверский дом, Эвелина не смогла стереть из памяти образ Энтони Гарзы и его злобную ухмылку. Не исключено, что он единственным известным ему способом демонстрировал свое несогласие с переводом в другое место, однако Эвелин почему-то была убеждена, что в брошенной им фразе про «новую жертву» кроется нечто большее, нежели просто желание ее напугать.

Что-то в нем самом и в их коротком общении подтверждало подозрения, возникшие у нее, когда его дело впервые попало к ней на стол. Возможно, он убил стольких женщин, на которых был женат, с тем, чтобы избежать процедуры развода, из мести за то, что они собирались оставить его, или же ради той небольшой суммы страховки, которую он надеялся получить. Но в душе он был садистом-убийцей, отнимавшим человеческие жизни просто из удовольствия. Это заставило ее задуматься: что, если ли он убивал и других женщин, а не только тех трех?

Она была готова поспорить, что он…

– Так как насчет заплатить за кофе? – вырвал ее из задумчивости чей-то бас.

Эвелин застыла рядом с кофейным автоматом, рассеянно помешивая содержимое бумажного стаканчика. Ей не хотелось возвращаться на холод. Буран неистовствовал вовсю, температура резко упала до минус двадцати.

Как оказалось, вопрос ей задал вовсе не кассир, а полицейский штата Аляска, с которым она недолго встречалась летом – если пару ужинов, один поцелуй и несколько телефонных звонков

можно вместить в понятие «встречаться». Его звали Бенджамин Мерфи, но местные жители называли его сержант Амарок. Он сказал ей, что получил это прозвище – «волк» на языке эскимосов – еще в школе, после того как какой-то хулиган затеял с ним драку. Видимо, Мерфи выиграл этот бой. Впрочем, такой, как он, способен выиграть практически любой бой.

Сейчас ему было двадцать девять. На нем была теплая куртка, которая делала его мощные плечи еще шире, и шапка-ушанка, предназначенная для защиты всего на свете, кроме его пронзительно-голубых глаз. Остальная часть его лица была видна только потому, что он не удосужился завязать под подбородком отвороты шапки. В его темной бородке застряли кристаллики льда. Судя по его виду, он и сам не отказался бы выпить чего-то горячего, если бы только она освободила ему путь к кофейному автомату.

Поскольку летом между ними все закончилось не лучшим образом, Эвелин улыбнулась, пытаясь показаться приветливой.

– Неужели ты бы отвез меня в тюрьму за то, что я выпила несколько глотков кофе и не заплатила?

Амарок даже не улыбнулся. Проигнорировав веселую музыку и огни магазинчика, он повернул голову к окну, за которым бушевала метель. Кстати, та разразилась позже, чем ожидалось, из-за чего, собственно, Эвелин и оттянула свой отъезд из Ганноверского дома почти до девяти часов. Благодаря спутниковой антенне у нее был Интернет, и в принципе она могла работать дома. Но сильный снегопад нередко вырубал связь. Не говоря уже о том, что ей не слишком нравилось сидеть дома одной.

Каким бы уютным, даже стильным ни был ее дом, в нем было слишком тихо. В нем она чувствовала себя полностью отрезанной от окружающего мира, особенно во время метели, когда частенько обрывалась телефонную связь. Здесь не было никаких вышек сотовой связи, так что мобильник был бесполезен. Теперь у нее не было даже смартфона – она продала его, прежде чем перебраться в это захолустье под названием Хиллтоп.

– В такую непогоду тебя никуда не отвезешь, – сказал он.

– Хорошо, что у тебя на внедорожнике есть снегоочиститель. – Кроме снегоочистителя у него также были полный привод, мощные шины, ломик, домкрат и достаточное количество запчастей и прочих припасов, чтобы в случае чего продержаться в течение недели. Сотрудники полиции в этих краях были готовы к любому повороту событий.

Амарок снял перчатки и жестом указал на свою машину, стоявшую рядом с ее «БМВ».

– Был снегоочиститель и сплыл. Сегодня днем гидравлический подъемник вышел из строя. Какая мне польза от ковша, если я не могу его опустить.

Эвелин отметила про себя, что Амарок не стал глушить мотор своего внедорожника. Он лишь выключил фары, чтобы они не светили на витрину магазинчика, но стеклоочистители на лобовом стекле продолжали упорно трудиться изо всех сил, стараясь не отставать от летящего снега.

Наверно, и ей не следовало выключать двигатель, да и дворники тоже. Когда она заехала сюда, чтобы купить кофе и хлопьев на завтрак, она даже не подумала о таких вещах. Все ее мысли были заняты Энтони Гарзой и тем, что он мог натворить. Впрочем, дело не только в нем. Просто у нее такая привычка, всегда выключать мотор и забирать ключи зажигания. Жители Бостона не оставляли машину с работающим мотором, если рассчитывали по возвращении снова сесть за руль.

– Вот уж не везет так не везет, – сказала она.