Её личное безумие

angel.anastasia

Какие-то ещё глупые фразы. Какие-то ещё глупые поздравления.

Лорен пытается это не слышать. Она вытирает все свои пролитые слёзы и всеми усилиями пытается сдержать новый наплыв своей жалости. Терпи! Прямо сейчас просто терпи. И Лорен терпит. Прикусывает язык, вспоминая прочитанный где-то совет о том, что это помогает не плакать. Это и вправду помогает. Прямо сейчас её лицо перестаёт заливаться унылыми слезами и всё, что течёт по лицу проигравшей девушки, лишь тонкие струйки собственной крови. Грязной, тупой

крови.

– Молодец, – какая-то очередная похвала Виктории, услышанная Лорен.

Сердце щемит в груди от узнаваемости этого мужского тона и она сквозь зубы заставляет себя подняться. И вот. Удерживая саму себя за край живота, она видит Зейна, радостно подошедшего к своей девушке. Его одобрение в глазах. Его гордость, полностью направленная на безупречную брюнетку.

– Я не сильно поранила эту девчонку, так что не переживай, – Виктория с ехидством улыбается и нежно одаривает Зейна своими блестящими глазами. – Твоя студенточка вполне может тренироваться и дальше.

На это больно смотреть. Видеть эту счастливую смазливую парочку, а затем и их лёгкий поцелуй на всех у глазах, от которого хочется вырвать на месте. Ну почему, чёрт побери, это всё происходит именно с ней? Почему именно Лорен делают больно? Почему вся грязь оказывается внутри неё?

Хочется закричать во весь голос. Хочется упасть на колени и продолжать жаловаться на жизнь, которая слишком убивает своей несправедливостью.

Лорен не готова ко всему этому. Она не готова терпеть столько моральных и физических мук.

– Ты в порядке?

Этот голос уже не удаётся расслышать. Все ещё продолжая сдерживать очередные потоки напрашивающихся слёз, Лорен едва заставляет себя повернуть голову и посмотреть в глаза тому, кто решил не обзаводиться чёрствым безразличием.

И Лорен видит единственно-возможного человека в этой ситуации. Она видит Томлинсона. Она чувствует, как он с испугом присматривается к её неуверенной стойке и окровавленному лицу.

– Всё хорошо, — она произносит эти слова так беспристрастно, что голос уже не кажется живым. Он мёртвый. Как и всё то, что находится внутри сердца девушки.

Всё умирает. Вся возможная радость, всё счастье, в котором нуждается человек.

Разве можно это вытерпеть? Лорен просто сейчас же готова упасть на землю и больше никогда с неё не вставать. Но, увы. Нельзя. Приходится видеть, как все постепенно с радостным видом лица расходятся и как Зейн, успевший сообщить какие-то доброжелательные слова Виктории, быстренько с ней прощается. Он восхищается ею. А тебя, Лорен, он презирает.

Странно, что она вообще об этом ещё думает. Странно, что она с таким трудом к этому привыкает. Боли становится ещё больше. Всё наполняется ею, всё душит изнутри эти жгучим огнём страдания.

Что-то лопает, что-то сгорает под едким пламенем. Ты ведь могла бы это выдержать, да Лорен?

Ты бы могла.

Но ты не выдерживаешь.

В панике пытаясь отойти куда-то и ухватиться хоть за какой-то предмет, девушка резко теряет сознание. Отключается полностью и впадает в бессознательное состояние своей души. Чувства покидает её. Рассудок теряет свою деятельность.

Она действительно проиграла.

– Зейн! Зейн, чёрт возьми! – Луи в панике кидается к девушке. – Зейн! Она не приходит в себя!

Он трясет тело Лорен со всей возможной силой, пытаясь хоть на секунду её заставить открыть глаза. Но она не двигается. Она не осуществляет ни движения.

– Что случилось? – Малик кидается в резком шоке и не может поверить в то, что видит прямо сейчас.

Лорен, будто мертва. Бледные складки лица. Кровь, которая едва тянется вдоль всего тела.

Томлинсон продолжает трусить девушку. Проверяет дыхание — оно есть. Слабое, медлительное, но оно есть. Она жива. Слава Богу, она жива.

– Её нужно сейчас же отвезти в медпункт, – в панике говорит Томлинсон, чувствуя, как следует действовать всё быстрее. – Она в ужасном состоянии, Зейн.

Зейн молчит. Он сжимает губы до боли и продолжает осматривать бессознательное состояние Лорен Грейсон. Нужно вести её к врачу. Срочно. Томлинсон прав.

Но Зейн. Разве он может сделать всё именно таким образом? Ни за что. Нет. Ни в коем случае. Он нервничает ещё сильнее и понимает, что не может дать действиям осуществиться в таком пугающем его порядке. Везти к врачу, значит сообщить обо всём случившемся своему отцу. А это влечёт за собой печальные для Малика события. Выговор. Отчёт о плохом выполнении своей работы.

Нет, Малик никогда не решится пойти на такое!

– Отнесём её ко мне, Луи, – твёрдо заявляет Зейн, давая понять о любом исключении возражений.

Но Томлинсон не может поверить своим ушам. Ему это не нравится. Его это злит.

– Ты серьёзно? Блять, Зейн, да она умереть может, ты понимаешь это или нет?!

Голос срывается. Нервы не выдерживают этого напряжения. Настойчивость окутывает Малика во всей своей ярости и он смотрит на своего приятеля именно так, как всегда смотрел в ситуациях, которые требуют его чёткого послушания. Ведь если Малик так сказал, значит так и должно быть.

– Ко мне, Луи, – грозно повторяет он. – Я сказал, нести её ко мне.

Всё. Разговор закончен. Пора действовать. Пора принимать хоть какие-то меры.

Луи остаётся без выбора, ведь разводить ссоры кажется слишком бессмысленно в такую напряжённую минуту. Поэтому в следующую секунду он уже бережно поднимает беспамятную Грейсон на руки и старается нести её вдоль зала так аккуратно, как только это возможно.

Он боится за неё. Как и Зейн, который слишком отчаянно пытается это скрыть.