Ее превосходительство адмирал Браге
Шрифт:
«Сколько же теперь у нее сбитых? – озадачился он, бездумно изучая карту отечества. – Двадцать три или двадцать пять? Если двадцать пять, должны добавить к значку аса алое эмалевое навершие с золотой цифрой двадцать пять. Круть невероятная!»
Этот вопрос он, к слову, ей и задал, когда заявился в особняк на Гвардейской улице:
– Так сколько у тебя теперь сбитых самолетов на круг?
– Не знаю, - пожала плечами Ара. – То ли двадцать четыре, то ли двадцать шесть. Надо дождаться, что скажут в отделе учета.
– Тогда, напьемся предложил Виктор. – Двадцать четыре – это конечно не золотой значок, но ведь, может быть, все-таки двадцать шесть!
–
– Можно немного красного или белого вина, - умерила пыл подруги Ара, улыбнувшись мужу.
– Но нам-то с тобой ничего не мешает? – посмотрел Виктор на Настю.
– Отчего же? – подняла та бровь. – Пьяный мужчина в постели, что бревно, а мне ты нужен в идеальном состоянии. Компреву?
Вообще-то она была права. Знал Виктор за собой такую слабость. Если перепивал, неожиданно оказывался ни к чему не годным. То есть, обычно он бывал более чем состоятелен, даже если выпивал. Но только до определенного уровня опьянения. Так что была, увы, в словах Насти сермяжная правда.
– Но пару-то рюмок меня с ног не собьют? – возразил он вслух.
– Пара рюмок и дитя не уронят, - улыбнулась Настя. – Пей, милый, но знай меру!
В результате, засиделись за полночь. Пили действительно немного. Но насмеялись в волю. Ара очень смешно рассказывала про то, как строила «землянку» в огромном сугробе, и про то, какой немыслимо сложной задачей оказалось пописать, когда на тебе противоперегрузочный костюм и зимний комбинезон.
– И в штаны не напрудишь, - ржала она, рассказывая, - а ну как морозом схватит!
– Ну, и как ты выкрутилась? – полюбопытствовала, отсмеявшись, Настя.
– Без комментариев! – еще сильнее разошлась Ара, из которой, похоже, выходило сейчас накопившееся за эти дни напряжение.
Ночью, утолив первую страсть, но не в силах заснуть, они лежали рядом и разговаривали вполголоса, хотя могли бы себя и не сдерживать. Толстые каменные стены и прочные двери надежно охраняли их приватность. Другое дело, что сейчас у них не было потребности ни в криках пылкой страсти, ни в громком смехе, ни в разговоре в полный голос. Настя рассказывала о том, о чем не захотела говорить Ара. О том дне, вернее, о той ночи, когда вызванные звонком с аэрополя, Ара и Лена сорвались с места, как подорванные, и спешно уехали на базу. О ночи в безвременье ожидания. О неизвестности и тревоге. О том, как связывались уже под утро со старшим Кокоревым, который находился в рабочей поездке на Урале, и как приходили к ним в дом отрывочные известия о том, что происходит или уже произошло. Трудный день. А затем еще один и еще. Тягостная неизвестность. Мучительное неведение в отсутствии достоверных данных, и невозможность эти данные получить. На улице мороз и не прекращающаяся метель. Снижающая видимость до метра-двух, заметающая дороги, не позволяющая поднять в воздух геликоптеры и самолеты. И в дополнение к этому потеря связи со многими населенными пунктами в округе. Усилившийся ветер и снегопад нарушили линии связи. Добраться до тех мест, над которыми предположительно был сбит Арин самолет можно было только на вездеходах. Но максимум, что они могли сделать в такую пургу, это прочесать дороги, да заглянуть в деревни и села на огромной территории, на которой иди найди что-нибудь даже в хорошую погоду. Сотни квадратных километров зимних лесов, заснеженных
Виктор слушал ее, но думал о своем, и в конце концов придумал:
– Давай поженимся, - сказал он, когда она завершила рассказ.
– Так предложение даме не делают, - почти натурально «оскорбилась» женщина.
– Принести розы? – усмехнулся Виктор.
– Встать на колено? Преподнести фамильное кольцо…
– А у тебя есть фамильное кольцо?
– Подняла Настя бровь в искреннем удивлении.
– Да, что-то осталось от посадников, - припомнил Виктор.
– Мелочи, но душу греет. Есть там, кажется, и колечко с рубином. Стиль старый, но в этом есть свое очарование.
– Вот даже как! – мечтательно улыбнулась женщина. – Кольцо с рубином… Мило.
– Так ты выйдешь за меня? – уточнил тогда Виктор.
– Ну, если ты вежливо попросишь…
– Выходи за меня замуж, пожалуйста!
– Можешь, когда хочешь, - еще шире улыбнулась Настя. – Придется, наверное, уважить вашу просьбу, граф… Но не раньше осени.
– Хочешь траур до конца доходить? – понял Виктор.
– Ну, не то, чтобы хочу, но Селифонтов был хорошим человеком, не хотелось бы оскорблять его память…
– Значит, осенью, - согласился Виктор. – Но слово твое твердо?
– Сомневаешься?
– Не то, чтобы сомневался, - усмехнулся в ответ Виктор, - но хотелось бы в этом вопросе большей определенности.
– Определяюсь, - объявила женщина, оседлав Виктора. – Выйду за тебя замуж, и слово мое крепко…
Глава 11
– Ваше высокопревосходительство, - бросила Ара ладонь к козырьку, - лейтенант Бекетова по вашему приказанию прибыла!
Адмирал смерила ее холодным взглядом, вздохнула тяжко, словно, пыталась сдержать рвущееся из самой глубины души какое-нибудь матерное ругательство, и, по-прежнему, молча покачала головой.
«Надо бы, наверное, сказать, что виновата», - отстраненно подумала Ара, глядя на адмирала Браге строго уставным «подчиненно-преданным» взглядом, но вслух, разумеется, ничего не сказала, тем более, что никакой особой вины за собой не чувствовала. Не особой, впрочем, тоже. Однако понимала, - чай, не дура, - что у Олега, отца с матерью и у крестной своя правда и свой взгляд на все ее художества.
Отец ей ничего пока не сказал. Не промолчал, - не его это амплуа, - а попросту не успел, но, наверняка, найдет еще время и место, чтобы высказать Аре все, что думает. Слов, как показывал опыт, будет немного, зато от смыслов хоть в монастырь уходи. Ну, или стреляйся, коли ты не дура кухОнная, а боевой офицер-авиатор. Олег же ей ночью выдал по полной программе, и отнюдь не в том смысле, что «отлюбил» свою непутевую жену, в грубой и извращенной форме, на что она, если честно, в тайне рассчитывала. Выслушивать от него упреки и нравоучения оказалось много хуже. Часа два учил Ару жизни, но, в конце концов, все-таки сжалился и подсластил горечь от выволочки образцово-показательным примирительным сексом.