Ее самое горячее лето
Шрифт:
Словно дернули за шнур подвесного лодочного мотора и вернули его к жизни – так и Джона кашлянул и шагнул назад, едва не натолкнувшись на старинную бочку из-под рома. Одну из его бочек, коллекционных. Он присмотрел их и решил купить. Сделал своими.
Он просто расслабился. Зазнался. Довольствовался тем, что видит Эйвери, хочет ее и ничто не может ему помешать. Забыл, что она туристка. Что вьет из него веревки. Даже ее насмешки над Люком не заставили его насторожиться.
Он игнорировал все тревожные сигналы. Когда поцелуи Эйвери,
Она словно почувствовала его взгляд, как будто он приказал ей остановиться. Ее щеки порозовели, она посмотрела на него, и ее глаза заблистали. Она приветственно подняла бутылку с пивом. В этот момент кто-то встал между ними, закрыв их друг от друга, а Джоне показалось, что его легкие наполнились водой.
Он повернулся и пошел прочь от бочки для рома. Остановился только там, где мог спокойно поразмыслить. Нашел такое место среди девиц из отеля на Зеленом острове. Их компанию не заботило, что он не участвует в беседе, они были как мальчишки.
Очаровательные девочки, подумал он, и манера говорить у них была как у него. Очаровательные, как его родная бухта. Но она находилась слишком далеко от остального мира, и прикипеть к ней душой мог только очень ее любящий человек. Эйвери же скоро вернется в страну, которой она принадлежит, а ему останется только ходить туда-сюда в одиночестве по своему дому. И так – всю жизнь.
Но такая жизнь стала ему надоедать.
И однажды утром он пробудился, а рядом была Эйвери.
Теперь инстинкт самосохранения направлял его в другую сторону. Требовал вернуться к тому, что ему претило, что он хотел раз и навсегда забыть.
Он входил в это состояние каждую ночь, после ухода его матери. Все его чувства коченели, когда он в темноте ждал возвращения с моря отца, не уверенный, что дождется. И однажды отец правда остался в океане навсегда.
Последние недели принесли облегчение. Но продлится оно лишь до того дня, когда Эйвери Шоу окончательно его покинет. И тогда он вернется к прежнему ритму, вдохнет живительный воздух своего дома и все пойдет по-старому.
Эйвери возвратилась в свой номер в три ночи, довольная прошедшим вечером. Напоследок она выпила по паре коктейлей с полной восторга Клаудией. И от чувств к Джоне у нее словно крылья за спиной вырастали.
Она жалела, что его не было рядом, но он исчез около полуночи. Девочки с Зеленого острова набрались коктейлей, начали его обхаживать и звать капитаном Джеком, а он, видимо, счел за лучшее сказать им «до свидания».
Эйвери решила позвонить матери. Вечеринка в Нью-Йорке планировалась на следующий день. Отнюдь не праздник для нее. И все же надо было хотя бы дать знать матери, что все в порядке, выразить
Лежа на кровати, под льющимся из окна лунным светом, она приложила мобильник к уху.
– Привет, – поздоровалась Эйвери, после того как мать ответила ей хриплым от постоянной болтовни с подружками голосом.
– Дорогая, – проговорила мать так устало, что Эйвери быстренько посмотрела на телефоне, который час. – Сколько сейчас у вас?
– Полночь. Но все о’кей. Я только что вернулась с вечеринки, которую сама и устраивала. В «Тропикане» перезагрузка. И это чудесно.
– Не сомневаюсь.
Эйвери сглотнула.
– А у тебя все готово?
– Хм-м-м?
– То есть твоя вечеринка?
– Ох. Разве не говорила тебе? Я ее отменила.
Отменила?.. Невозможно поверить. А ведь здорово, да? Может, они помирились! От этой мысли по всему телу Эйвери пробежала волна надежды. Может, дела пойдут на лад по обе стороны океана…
– Ты сидишь на стуле? – Каролина вывела дочь из задумчивости.
– Да, конечно, – соврала Эйвери и по крайней мере приподнялась на локте.
– Должна рассказать тебе кое-какие новости, когда вернешься, но не хочу, чтобы ты питалась слухами… Дорогая, твой отец снова женится.
У Эйвери выскользнула из-под подбородка рука.
– Дорогая? – повторила мать.
– Я слышала. – Эйвери заставила себя сесть, вытянула вперед и скрестила ноги, а затем вытерла тыльной стороной ладони вдруг вспотевший лоб. Ее отец… снова женится? – О, мам.
– Когда мы скайпились неделю назад, ты казалась такой счастливой, и я не смогла… Но все равно ты бы это узнала. Филип женится, – повторила мать, и на сей раз Эйвери почувствовала, что за этими словами стоит нечто большее. – Ты в порядке?
– Со мной все будет хорошо. А разве когда-нибудь было иначе?
Эйвери собиралась себя изменить, однако в этот раз солгала. Она выучилась говорить матери «нет», но сейчас время для этого было неподходящее.
– Может, это и к лучшему… – предположила Эйвери. Она закрыла глаза и снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой. – Может, и ты себе кого-нибудь найдешь.
– Ты моя хорошая, – отделалась ласковой фразой Каролина, ничего не пообещав.
И впервые после развода родителей Эйвери кое-что поняла.
Как же тонка грань, разделяющая любовь и… не ненависть, а, наверное, недовольство друг другом. Эйвери была знакома с этими чувствами. Джона тоже довел ее до белого каления пару недель назад, как раз перед ключевым моментом их отношений, – своим упрямством, самоуверенностью, безразличием. И нескоро он хотя бы самому себе признался, что она ему очень нравится.
А ключевой момент – ужасное время. Но оно того стоит. Зато теперь по каждому взгляду и прикосновению Джоны она чувствовала, что не просто ему нравится, что это нечто большее.