Её выбор
Шрифт:
Современный любовный роман
ЕЁ ВЫБОР
Екатерина Дибривская
Каждую
В своих снах я, как правило, так же одинока, как и в реальной жизни. У меня больше нет ни родных, ни друзей, ни даже просто знакомых, я не имею страничек в социальных сетях. Я не общаюсь с коллегами по работе. Все считают меня странной и не стремятся найти компанию в лице меня, и меня это вполне устраивает.
Поначалу вечное молчание напрягает, а потом ты уже не можешь остановиться, не можешь заставить себя разомкнуть уста, вымолвить хоть слово. Чем дольше молчишь, тем более странно звучит твой голос, тем больше он грубеет.
Если бы не редкие звонки по работе, у меня не было бы даже мобильного телефона. Странно иметь телефон тому, кто ни с кем не разговаривает. Только вынужденное деловое общение. И это моя жизнь!
Каждое утро я просыпаюсь ни свет ни заря и долго прихожу в себя после очередного дурного сна. «Не думай, не анализируй, забудь, Вася, - уговариваю я сама себя, - не терзайся понапрасну пустыми надеждами, не мечтай о несбыточном, просто вставай и иди дальше». Я глубоко и часто дышу, стараясь не впасть в истерику. А потом я встаю. Принимаю душ в еле тёплой воде – проклятый старый дом! Чищу зубы. Наношу детский крем на лицо и руки. Ем безвкусную геркулесовую кашу, запиваю безвкусным растворимым кофе из железной банки и спешу по своим безвкусным делам. Час двадцать пешком до офиса, восемь часов пресного сидения за компьютером, час двадцать – назад. Ужинаю пустыми спагетти. Принимаю душ в еле тёплой воде, и у меня уже нет сил злиться на столетний водопровод. А потом я ложусь спать. И снова вижу свой сон.
Раз за разом, круг за кругом, день за днём я продолжаю жить по этому сценарию. Но даже в самом идеальном, лишённом смысла и эмоций существовании иногда происходят сбои. Ведь как бы я не стремилась убежать, скрыться, затаиться от всплывающих воспоминаний, я всё ещё не властна над своей памятью. А она, безбожная шутница, подкидывает картинки из прошлого в самый неподходящий момент. Такой, как сегодня, например.
Не успела я в полной мере насладиться своими безрадостными утренними ритуалами и выйти из дома, как пошел дождь. Казалось бы, ничего не предвещало, и вот нате вам, наслаждайтесь. Такое простое и понятное природное явление неожиданно вывело меня из состояния оцепенения, куда я стремилась загонять себя ежедневно, ежесекундно, контролируя и выверяя все процессы внутри себя. И я вспомнила…
Так ярко, так живо картинки всплывают в памяти одна за другой, и я больше не могу удержать маску безразличия, не могу принимать образ новой себя. Оболочка прорывается, и я, подобно разбитой кукле, рассыпаюсь на невидимые осколки фарфора, я распадаюсь на молекулы и атомы, разлетаюсь невесомыми лепестками цветущих вишен под этим холодным весенним дождём. И я безропотно опускаюсь на землю, пытаясь снова соединить разбитые части; я закрываю лицо руками в попытке удержать рыдания, что с ужасающими хлюпающими звуками вырываются из недр моего щуплого тела, сотрясая, вызывая
Я не замечаю течения времени или редких прохожих; пока моя боль, найдя наконец выход, льётся и льётся, я начинаю медленно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Вдох – и мне становится чуточку легче, выдох – и я могу подняться с земли. Из последних сил я поднимаюсь назад в квартиру, трясущимися руками открываю дверь и набираю на телефоне сообщение – что не смогу выйти на работу, что заболела, – а потом я забираюсь с головой под одеяло и кричу в подушку, кричу, что есть мочи. Я кричу и рыдаю до хрипоты, пока слёзы не перестают течь. Я лежу целый день, обессиленная, слабая, больная.
Когда на город опускаются сумерки, я тихо выскальзываю из-под одеяла и долго смываю с себя следы недавней истерики. А ещё я долго стою у окна, вглядываясь в темноту, и пью остывший чай, откладывая следующий раунд беспощадной схватки, насколько это возможно.
Я проигрываю в тот миг, как голова касается подушки, и я снова погружаюсь в сон. Так сложно устоять и так хочется удержаться! Но я больше не играю в эти игры: не борюсь со сном, не пытаюсь перестать существовать, лишь бы прекратить чувствовать, не пытаюсь оборвать бесконечную череду мучений - я переросла это и научилась жить дальше. Я закрываю глаза, морально готовая погрузиться в свой стерильный ужас.
Но я оказываюсь абсолютно не готова. И не из-за привычного кошмара я вскочила под утро и готова биться в истерике.
Сегодня во сне я была не одна: я блуждала по лабиринту улиц чужого города, на руках моих спала маленькая девочка, но я не знала, куда мне нужно идти. В конце концов я вышла к зданию цирка. На площади перед ним стоял фонтан. Я села на лавку и расплакалась от безысходности. Мне совершенно некуда податься! Я не могу остаться рядом с этой девочкой! Я никогда не забуду этого горького чувства потери! Я стискивала, сжимала в объятиях ребёнка, не хотела отпускать ни на минуту от себя. Внезапно девочка открыла глаза, я начала кружить её и посыпать её лицо поцелуями. И, когда я наконец обратила внимание на окружающий мир, меня привлёк странный цвет воды в фонтане. Я быстро обнаружила, что именно окрасило воду: с противоположной стороны лежало тело молодой женщины. Я посадила ребёнка на лавку и подошла вплотную к Ней. Безжизненные глаза печально смотрели на меня, удивительно знакомые. Я вздрогнула от понимания: на меня смотрели мои собственные глаза.
На часах было 4:20 утра, когда раздался звонок телефона. Мне не нужно слышать, что произнесла женщина в трубке, я уже поняла всё без этого дурацкого звонка, но все же приняла вызов.
– Твоя сестра покончила жизнь самоубийством.
Мой голос, хриплый и грубый от долгого молчания и душащих меня слёз, еле слышно произнёс:
– Мне так жаль, мама, мне так жаль!
Но в трубке уже была пустота. Глава 2
У нашей матери с детства был один пунктик: всех детей она мечтала назвать на одну букву. По её мнению – это звучало благородно. А когда она, Виктория Владимировна, встретила своего супруга Василия Васильевича Воропаева, то тут словно сама судьба распорядилась, и стали мы с сестрой Василисой и Виталиной.
Несмотря на разницу в возрасте почти в шесть лет между нами, мы с Витой были лучшими подругами на всю жизнь. Родители гордились нашей дружбой, всегда ставя в пример наши взаимоотношения в разговоре с приятелями. Все их многочисленные знакомые вечно жаловались, дескать, дети ни в какую не хотят дружить, мы же с младенчества были нежно привязаны друг к другу.
Бывало Вита придёт из сада и жалуется, что никак не может найти себе компанию, а потом обнимает меня и говорит: «Ты, Васька, мой самый лучший друг, и как мне повезло, что ты ещё и моя любимая единственная сестрёнка!»