Её я
Шрифт:
– Будьте спокойны, хозяин!
Оба автомобиля продолжили путь друг за другом, причем автомобиль Фаттаха – первым. На заднем сиденье второй машины три женщины вязали спицами, а с заднего сиденья передней машины Фахр аль-Таджар то и дело оглядывался, пытаясь рассмотреть их лица. Свернув с улицы Лалезар, они попали в полосу света от газовых фонарей. Муниципалитет арендовал на этот вечер «Розовый сад», где и устраивался праздник. Машины остановились и шестеро вышли из них, а водители остались: шофер-армянин первой машины и Фаттахов водитель-шамиранец.
Торжественная иллюминация при
– Таги, дорогой, я надеюсь, мне составит компанию эта прелестная мадам!
И он шагнул было к ней, но она оттолкнула его руку, и подбежала к Таги, и заговорила с ним о чем-то на незнакомом языке. Он вполголоса что-то ответил ей, потом обратился к Фахр аль-Таджару:
– И стыд потерял, и совесть растоптал… Ты что, для «дэнсинга» сюда прибыл? Знаешь, что она говорит? Говорит, я тебе, то есть мне, доверилась, а тут получается, что те стамбульские матросы были лучше иных здешних. – Он вздохнул. – Притча о мяснике, который спас ягненка от волка, чтобы потом самому зарезать…
Фаттах опустил голову и пошел к выходу, но господин Таги догнал его и с досадой схватил за руку:
– Поздно, Фаттахи! У нас нет выбора, пойдем! Женщины будут сидеть отдельно, а мы втроем поодаль от них.
Фаттах пробормотал:
– Позор, позор… – Но вскоре он овладел собой и сказал господину Таги: – Страшно опозорили нас, Таги! Мы что же, значит, должны любую прихоть этих подлецов выполнять? Унизили нас, Таги!
Желтый осенний парк казался упокоившимся, умершим. В глубине его горел большими окнами павильон, к которому они и направились. Под ногами Фаттаха и господина Таги, шагавших впереди, шуршали опавшие листья. за ними шел Фахр аль-Таджар, и замыкали шествие три дамы-полячки.
В дверях павильона стоял уже знакомый им европейского вида франт. То и дело поправляя песне, он вгляделся в шестерых подходящих и, убедившись, что женщины без платков, начал всех приветствовать:
– Добро пожаловать, господин Таги! Господин Фаттах! Господин Фахр аль-Таджар! Благодарю за визит, вы оказали большую честь. Прошу вас, прошу вас, приглашайте ваших дам. Уважаемые дамы! Вы оказали большую любезность, снизошли, можно сказать, и как это все по-современному! Какие вечерние шляпы, да с белыми перьями! Какой вкус! Какой талант! Пожалуйста, прошу вас…
Господин Таги выругался едва слышно:
– Чтоб у тебя язык к нёбу присох!
А тот как будто расслышал и уже молча провел их к самому большому столу зала. За этим круглым столом они и сели – трое женщин отдельно от трех мужчин. Оглядев полупустой зал, Фаттах насчитал в нем не более двух десятков гостей и внутренне порадовался этому. Польские дамы, похоже, уже забыли недавний инцидент в парке, они
– Глава цеха торговцев готовым платьем, поразительный лицемер. Глянь!
Это был мужчина возрастом за шестьдесят, с седой бородкой. Поблескивая перстнями с агатом и бирюзой, он отпивал лимонад из бокала. Сидел он за большим столом, а сопровождающая его дама – через три пустых стула от него. Ее спутанные золотистые волосы выглядели неряшливыми, лицо – полнокровное, с прямым носом и маленьким ртом, из-под пальто виднелось хлопчатобумажное, слишком простое платье. Ела она как очень голодный человек, а ее старик спутник хоть и не глядел на нее, но брал с разных блюд пирожные и фрукты и пододвигал ей. Фахр аль-Таджара поразила ее красота:
– Вы двое, конечно, опять на меня наброситесь, но… Взгляните на Мухаммад-Али-хана! Мы привыкли видеть его в мечети в первом ряду, а ему, как видно, женский цветник привычнее! Что за красавица у него! Какое лицо, и она словно в жизни хиджаб не носила. В каком сундуке он ее прячет?
Фаттах покачал головой:
– Думаю, Моммадали-хан сам задает себе о нас те же вопросы…
Польские дамы, увидев, куда направлено внимание мужчин, тоже с интересом стали рассматривать блондинку, а она, в свою очередь, их. Потом она вдруг встала, обтерев краем пальто жирный от крема рот, и подошла к трем подругам. Она что-то им сказала, и те ответили с удивлением, потом блондинка вдруг упала на колени, схватила руку одной из женщин, и уткнулась лицом ей в колени, и заплакала. А та с нежностью стала гладить ее голову…
Фахр аль-Таджар умоляюще схватил за руку господина Таги.
– Таги, умоляю, что здесь происходит? Переведи!
– Что, у меня мамаша была европейкой или папаша? – огрызнулся Таги. – Не суетись, посмотрим, что будет.
В это время к столу Хадж-Фаттаха подошел и Мухаммад-Али-хан. Он тоже в изумлении смотрел на происходящее; наконец одна из женщин медленно сказала что-то господину Таги, и тот объяснил остальным:
– Карта у них сошлась. Блондинка оказалась их землячкой, знакомой из Польши…
Блондинка все еще плакала, но по эту сторону стола четверо мужчин уже смеялись. Фаттах воскликнул:
– Итак, Моммадали-хан, и ты из наших!
– Конечно, из ваших! – смеясь, ответил тот. – А я про себя изумлялся: вот он, Хадж-Фаттах, старшина «Общества друзей Хусейна». Выходит, думаю, всю жизнь спектакль разыгрывал, народ дурил?
– Именно это и мы предположили о вас. Говорили: таков, значит, на самом деле ревностный мусульманин Мухаммад-Али-хан, оказался лицемером…
Господин Таги похохатывал: