Ее загадочный герой
Шрифт:
Еще сквозь пелену сна Джейни услышала какое-то шуршание, звяканье металлических кастрюль, чьи-то шаги. И вдруг ужасный грохот заставил ее открыть глаза.
— Где, черт побери, сковороды? У вас что, нет сковородок? — воинственно спросил Рурк.
Осторожно держась за голову, девушка села.
— Думаю, нет, — сказала она.
— Как же вы готовите яичницу?
— Яичницу? У нас ее никто не ест.
— Зато я ем. И вы будете, когда я найду эту… — он разразился несколькими непечатными прилагательными, — сковородку!
— Не выражайтесь
— Я слышал от Курта о вашем лексиконе, мисс Чопорность, — проворчал он. — Не надо забрасывать меня камнями.
— Подобные слова я употребляю только в тех случаях, когда мой компьютер стирает файл.
— В этом надо винить не компьютеры, а тех, кто ими пользуется.
— Я не желаю разбираться, как работают компьютеры, мне только нужно, чтобы они исполняли, что им положено.
Кэнтон усмехнулся.
— Хорошо. Ну, так как насчет сковородки?
— Вам не станет легче, даже если вы ее найдете, потому что у меня в доме нет яиц.
Рурк показал ей миску с яйцами.
— Сегодня вернулась наша домработница, нагруженная всем необходимым для завтрака. У меня даже есть бекон и свежий хлеб.
— О, нет, я совершенно не в состоянии завтракать, — пробормотала она слабым голосом. — Мне нужно принять те таблетки.
Он принес лекарство и стакан кипяченой воды.
— Вот. Проглотите.
Приняв таблетки, Джейни снова откинулась на подушки, глядя на Кэнтона покрасневшими глазами.
— Я ужасно себя чувствую, — пожаловалась она.
— Снова началось?
— Да. Не так тяжко, как вчера, но все же ноет.
— Перестаньте есть шоколад.
— Стоит мигрени пройти, как я забываю, как ужасны головные боли. А сковороды — в выдвижном ящике под плитой, — сказала она услужливо.
Кэнтон достал крошечную сковородку и вздохнул:
— Ну, самое большее сюда войдет одно яйцо. Вот я его и съем. Не могу жить без яичницы по утрам, и черт с ним, с холестерином.
— Вредные привычки отвратительны, — пробормотала Джейни.
— Вам нужно выпить кофе, а что до вредных привычек, так шоколад…
— Пожалуйста, не надо! — простонала она. Рурк потряс в воздухе сковородой и гневно заявил:
— В следующий раз я пойду с вами, когда вы отправитесь по магазинам! Черта с два вам удастся добраться до шоколада!
— Звучит очень собственнически, — констатировала Джейни.
— Да, это так, не правда ли? — Улыбка постепенно сошла с его лица. — Только запомните: я — холостой мужчина. И желаю остаться таковым навсегда.
— Хорошо. Обещаю не просить вас жениться на мне, — кивнула Джейни и опять застонала. Потом перекатилась на другой бок и обеими ладонями сжала голову.
— Таблетки должны скоро подействовать, — участливо сказал Кэнтон. — Вы уже пили кофе?
— Нет, — прошептала она.
— Возможно, это только ухудшает дело.
— В каком смысле?
Он налил черный кофе в чашку, добавил немного холодной воды, чтобы охладить его,
— Если вы пьете кофе постоянно, то головная боль может возникнуть оттого, что вы забыли его выпить. Кофеин — наркотик.
— Шоколад тоже содержит кофеин, — заметила Джейни, отхлебывая крепкий душистый напиток.
— Совершенно верно. Может, хотите шоколадный трюфель?
Она сердито посмотрела на него поверх чашки и сделала еще глоток.
— Извините, — пробормотал Кэнтон. — Удар ниже пояса.
— Вот именно. — Джейни отдала ему чашку и легла на спину. Потом спросила, окинув его долгим взглядом: — Почему вы ко мне так хорошо относитесь?
— Я питаю слабость к проблемным шокоголикам, — пошутил Кэнтон и встал. — К тому же мы с вами друзья.
— Да, верно, — задумчиво проговорила девушка, морщась от боли.
Бросив пустые яичные скорлупки в мусорное ведро, Кэнтон принялся рыться в выдвижных ящиках, пока наконец не нашел вилку.
— Никакой взбивалки, — проворчал он.
— Мне она ни к чему.
— Взбивалка абсолютно необходима для приготовления яичницы-болтуньи и множества изысканных французских сливочных соусов.
— Вы говорите, как настоящий гурман! — воскликнула Джейни.
— Многие годы мне приходилось учиться готовить самому. Я не родился богатым…
Джейни перевернулась на бок и пристально посмотрела на него.
— Где прошло ваше детство?
Кэнтон усмехнулся:
— В семье мелких служащих. На бедной восточной окраине Манхэттена. Мой отец подолгу работал, чтобы поддержать нас.
— А ваша мать?
— Она умерла, когда родилась моя младшая сестра, — объяснил Кэнтон. — Мне было тогда четырнадцать лет. У отца на руках осталось двое детей, которых надо было растить и обеспечивать. Отец старался, как мог, но быстро износился, и, когда мне исполнилось семнадцать, я пришел ему на смену. Умер он от рака легких. — Кэнтон взглянул на Джейни. — Нет-нет, отец не курил. Он работал на заводе, где слишком много лет дышал отравляющими веществами, а на другую работу перейти не мог, поскольку был практически неграмотным.
— Сожалею. Вам всем, должно быть, пришлось нелегко.
— Это точно, — рассеянно согласился Кэнтон. — Я заботился об отце, насколько хватало сил. У нас не было средств, чтобы нанять сиделку. Черт побери, мы не могли даже вызвать врача и пользовались лишь услугами бесплатной больницы. — Он сделал глубокий вздох. — Я устроился на полный рабочий день в типографию и на полставки — дворником в инвестиционную компанию. — Кэнтон посмотрел на Джейни долгим взглядом. — Да, именно там я вошел в курс дела. У одного из старших администраторов в автомобильной катастрофе погиб сын, и часть своих отеческих чувств он перенес на меня. Из наших разговоров он выяснил, как мне трудно, и начал обучать меня науке о том, как делать деньги. А мне так и не удалось отблагодарить его: он умер от сердечного приступа прежде, чем я заработал мой первый миллион. — Кэнтон покачал головой. — Какая ирония судьбы!