Её запретный рыцарь
Шрифт:
— Мы подумаль не есть ли вы больная.
— Вы очень добры, — промолвила Лиля.
— И, — продолжил Догерти, делая глотательные движения и с трудом выдавливая из себя слова, — мы хотели поговорить насчет Ноултона.
Лиля посмотрела на боксера широко открытыми глазами, а Дюмэн одобрительно и ободряюще ему кивнул.
— Понимаете, мы вчера вечером видели Шермана, и он нам все рассказал. Я не хочу, чтобы вы думали, что мы имеем к этому какое-то отношение. Мы никогда никого не закладываем, кто бы он ни был.
— Я и не думала, что вы на это способны, — заверила его
— Но, — продолжил Догерти, уже полностью взявший себя в руки, — нам не жаль, что Шерман это сделал. Мы рады, что он убрался туда, откуда больше не сможет пакостить. Нам не нравится способ, но…
— А мистер Шерман ничего не говорил… обо мне? — прервала его Лиля.
Бывший боксер отвел взгляд.
— Да, — кивнул он. — Мы все знаем.
— Тогда зачем же вы пришли…
— Вот это я и собираюсь вам сказать. Именно поэтому я начал издалека. Хочу, чтобы вы поняли, что мы ничего не имеем против Ноултона. Теперь бесполезно копаться в прошлом. Нам нет никакого дела до того, что он натворил. Мы даже не хотим сказать что-то вроде: «Мы же вас предупреждали». Мы только хотим вам помочь. Ноултон арестован, и о нем сейчас беспокоиться бесполезно, но, исходя из того, что вчера вечером наговорил Шерман, мы боимся, что вас к этому делу тоже притянут и у вас будут неприятности, а мы хотим, чтобы вы знали, что мы сделаем все, чтобы помочь вам этого избежать. Вот примерно это я хотел сказать.
Лиля подалась вперед в своем кресле:
— Но вы сказали «ничего не имеем против Ноултона»?
Догерти твердо это подтвердил, а Дюмэн энергично кивнул.
— Тогда… тогда я вас благодарю, — тихо произнесла Лиля.
Тон ее голоса заставил бывшего боксера быстро на нее взглянуть.
— Вы имеете в виду…
Лиля поднялась. В ее глазах были слезы, а пальцы она сцепила так сильно, что костяшки покрылись красными и белыми пятнышками. Ее голос был спокойным и приглушенным, но его тональность говорила о том, что слова исходили из самого ее сердца.
— Я имела в виду, что нам бесполезно дальше разговаривать, мистер Догерти. Я — глубоко несчастная женщина. А теперь я вас немного обижу — понимаю это, но ничего не могу поделать. Я не могу воспользоваться вашей помощью, потому что никогда не предам мистера Ноултона.
Догерти выругался, тут же вскочил и начал извиняться, а Дюмэн испуганно на него смотрел.
Лиля на все это не обратила никакого внимания.
— Понимаете — не могу. О, не расценивайте это как неблагодарность. Я знаю, как добры вы были, но вы не знаете о нем всего того, что знаю я. И я не могу оставить его в беде — не могу думать о нем так, как вы… — Она попыталась улыбнуться. — Потому что я собираюсь стать его женой.
— Мой бог! — выпалил Дюмэн.
Догерти лишился дара речи.
— Да, — сказала Лиля, и в ее голосе звучала гордость, — мы должны пожениться. Теперь вы все знаете, и мне… то есть нам, не приходится рассчитывать на вашу помощь. Прошу прощения, потому что я очень хорошо к вам отношусь, но вы бы никогда не поняли…
Она замолчала. Бывший боксер и маленький француз одновременно тяжело вздохнули. Они посмотрели друг на друга, и каждый прочитал в глазах приятеля
— Мы ведь ваши друзья, мисс Уильямс, не так ли?
Она удивленно кивнула.
— Старые добрые друзья?
— Да.
— Тогда я хочу задать вам один вопрос. Если не хотите, можете не отвечать. Возможно, я не имею права это спрашивать, но мне очень хочется узнать. Вы любите этого Ноултона?
Щеки Лили сделались пунцовыми, она замялась и потом просто сказала:
— Да.
— Насколько сильно вы его любите?
— Настолько, — ответ был таким же быстрым, как при чтении катехизиса, — насколько он любит меня.
Дюмэн вскрикнул: «Браво!» — а Догерти усмехнулся. Потом они поднялись, и оба по-дружески протянули ей руки.
Она все поняла, но была не в силах что-то сказать и только пожала протянутые ей руки. После этого она обрела дар речи и попыталась их поблагодарить.
— Тихо! — оборвал ее Догерти. Он не любил нежностей, и для него это была тяжелая сцена. — Теперь надо его вызволить оттуда. И, наша маленькая девочка, положись в этом на нас. Это дело верное. Но, поверь, тебе придется за это заплатить. Нужно будет сделать одну вещь.
— Поцелуй от эта невеста? — предположил Дюмэн.
— Нет, проклятый французишка. Приглашение на свадьбу!
Глава 15
Номер 32
Проведя ночь в тюремной камере, Ноултон поднялся с топчана рано утром с сильной головной болью и острым чувством отчаяния и опустошенности.
Но завтрак, который он заставлял себя глотать, и умывание освежили его, и молодой человек понял, что за ночь голова у него посвежела и он обрел способность размышлять. Он присел на краешек топчана и стал обдумывать свое бедственное положение если не хладнокровно, то по крайней мере трезво и непредвзято.
Он старался не думать о Лиле, не мог спокойно о ней вспоминать, у него при этом щемило в груди от ее преданности, смелости и нежности к нему.
Он попробовал оценить возможные улики против него, прикидывал так и сяк, но это было подобно блужданию в темноте с закрытыми глазами. Ему ничего не было известно о том, что о нем знают.
Арестовали ли Рыжего Тима? Имеются ли какие-нибудь реальные доказательства любой из их — он нашел нужные слова — «экономических операций»? Или они рассчитывали поймать его «с товаром на руках», но Лиля обвела их вокруг пальца?
Все утро Ноултон сидел и размышлял над этими вопросами и не думал о Лиле. Он немного о ней беспокоился, она дала ему такой пример находчивости и смелости, что он был уверен в ее безопасности. Он знал, что ей удалось выскользнуть из квартиры, и, хотя у нее в руках был этот опасный сверток, избавиться от него ей не составило бы труда.
Он вспомнил ее смущение, когда она зашла к нему в квартиру, вспышку обиды, когда он показался ей равнодушным, загоревшиеся радостные огоньки в ее глазах, когда он сказал ей о своей любви, — и потом как ее руки обвили его шею, ее губы прикоснулись к его губам, ее искренние, такие сладкие слова в ответ.