Её запретный рыцарь

Стаут Рекс

— А куда ты ходил?

— К Перли, на Шестую авеню. Я там бывал раза два, и месяцев шесть назад крупно выиграл. Но сегодня вечером — лучше об этом не говорить.

— Мы — команда болванов, — простонал Догерти. — Лучше нам вставать с утра пораньше и идти торговать пирожками. Твоя очередь, Дрискол.

Но Дрискол заявил, что лучше он расскажет свою историю после Бута. Догерти не был настроен спорить и повернулся к продавцу пишущих машинок.

— Я не против, — сказал этот джентльмен, — хотя мой рассказ довольно забавен. Да и все равно мы приближаемся к финалу. Не так важно, куда именно я отправился. В жилую часть города,

в одну маленькую бильярдную. Там в любое время, днем и ночью, можно найти нескольких джентльменов, коротающих время за этой достойной и древней азартной игрой. Не буду вдаваться в подробности — по крайней мере опущу большинство из них. Вообще, это великолепная игра: умеючи можно выиграть хорошие деньги, а мне казалось, что я неплохой игрок. Я катал шары, пока пальцы не заболели и колени не задубели, а голос не стал похожим на гудок парома в туманную погоду — у меня привычка во время игры постоянно болтать.

Ну, короче, я старался изо всех сил. В какой-то момент у меня было шестьсот долларов. К половине восьмого у меня осталась последняя сотня, и надо было уходить. У меня была возможность сделать рискованный удар, и я решил еще раз испытать судьбу. Моя сотня — а я поставил ее всю — таяла на глазах. Тогда я поставил последние доллары, положил в карман две сотни и сказал «доброй ночи».

— Ну что ж, наши двести пятьдесят у нас уже есть, — заключил Дженнингс.

— Но что от них толку? — посетовал Догерти.

— Не надо ничего загадывать. Завтра будет новый день.

— Кажется, — вступил в разговор Дрискол, — только мой рассказ не выслушали.

— Чтоб тебе голову оторвало, — буркнул бывший боксер. — Давай, да побыстрее. Все так ужасно!

Дрискол с чувством и не спеша высморкался, три раза сплюнул и поднялся на ноги. В его движениях было что-то такое, отчего его приятели в нетерпении привстали со своих кресел. Увидев этот возросший интерес, он широко улыбнулся и вальяжно на них посмотрел.

— Прежде всего, джентльмены, — начал он, — я вовсе не хочу сказать, что считаю себя гениальным во всех значениях этого слова. В покере я совсем беспомощен.

Скачки на пони, как их здесь назвал Дюмэн, для меня — тайна за семью печатями. И я вовсе не обладаю необходимым мастерством, чтобы успешно гонять по зеленому полю бильярдные шары.

Все хором закричали:

— Кончай!

— Хватит болтать!

— Говори дело!

— Рассказывай свою историю!

Дрискол подождал, пока они успокоились, и невозмутимо подытожил:

— Не будьте такими нетерпеливыми, джентльмены.

Как уже было мною замечено, я не считаю себя гением. Поэтому я понимал, что если мои пятьдесят долларов вырастут в нужной пропорции, то только благодаря удивительно благоприятному стечению обстоятельств. И в соответствии с этим строил свои планы.

Расставшись с вами в четыре часа у дверей «Ламартина», я пошел прямо к себе домой. Там я взял листок бумаги и написал на нем в ряд цифры от 1 до 35, каждую размером в дюйм. Потом я разорвал лист на тридцать пять частей, чтобы на каждой была одна цифра.

Смешал эти клочки и вытащил один из них. На нем было число 32.

Снова раздались нетерпеливые крики его приятелей, которые начали подозревать, что за таким пространным вступлением может быть интересное заключение, и снова рассказчик не обратил на них никакого внимания и продолжил:

— Когда эта операция была закончена, я лег вздремнуть.

В шесть часов я поднялся, пошел в ресторан пообедать, а оттуда отправился на работу в театр. Первой моей задачей было занять еще пятьдесят долларов, чтобы удвоить мой капитал. Когда спектакль закончился, я как можно быстрее оделся, вышел из театра ровно в четверть двенадцатого и направился в известнейшее заведение, которым заправляет мистер Меррифилд. Оно, как мне кажется, самое большое и приятное из всех подобных заведений в Нью-Йорке. У них там имеется хитроумное приспособление, известное под названием «рулетка», модно раскрашенная и с причудливыми цифрами. Я встал перед ней и поставил свои сто долларов на цифру 32.

Он сделал паузу, повернулся, взял свое пальто со спинки кресла, на котором сидел, а его приятели смотрели на него затаив дыхание. Потом он закончил свой рассказ:

— Результат, джентльмены, лучше показать, чем о нем говорить. Вот он.

Он достал из кармана пальто пачку купюр и бросил их на стол с криком:

— Вот они, ребята! Тридцать пять новеньких хрустящих сотенных за один поворот колеса!

После этого наступил ад кромешный. Все принялись кричать, танцевать и бить Дрискола по спине, а он пытался спрятаться в углу. Они рассыпали купюры по столу, чтобы всласть ими полюбоваться, и вообще все в комнате ходило ходуном. Дюмэн сел за пианино, чтобы сыграть триумфальный марш, и в этот момент Догерти вдруг подскочил к нему и хлопнул по плечу.

— Ты обратил внимание на этот номер? — взволнованно спросил он.

Француз посмотрел снизу вверх на Догерти:

— Какой номер?

— Тот, на который поставил Дрискол?

— Да — тридцать второй. А что?

— Конечно. Тридцать второй. Ты не помнишь? Где ты был сегодня днем? Это же номер камеры Ноултона в тюрьме!

Глава 16

Все вместе

Когда Лиля на следующее утро, в девять часов, пришла в вестибюль «Ламартина», все Странные Рыцари уже сидели на своем диване в углу.

На несколько мгновений она от удивления забыла обо всем на свете и подумала, что только конец света мог поднять всех этих джентльменов так рано с их уютных постелей.

Догерти поспешил к ее столу и требовательным тоном спросил, почему она не осталась дома.

— А с какой стати? — улыбнулась Лиля. — Я чувствую себя хорошо, правда. И в любом случае, пусть лучше мне будет плохо, но здесь, чем хорошо, но там.

— Вы его не видели? — Бывший боксер утвердительно хмыкнул и дал подробный отчет о разговоре с Ноултоном прошлым утром. В конце он сказал, что они наняли адвоката и что питательная энергия войны в сумме три тысячи долларов вручена Дюмэну как хранителю сокровищ.

— Но мистер Догерти! — воскликнула Лиля. — Мы не можем ими воспользоваться! Думаю, вы понимаете это. У меня есть кое-какие сбережения…

Догерти прервал ее:

— А теперь слушай сюда. Мы будем этим заниматься, и не мешай нам. В любом случае это не будет стоить нам ни цента. Не могу объяснить как, но могу в этом поклясться. Все в порядке, и тебе не о чем беспокоиться. Ради бога, только не надо говорить, что вы с Ноултоном обойдетесь без нашей помощи и что ты не примешь этих денег. Если мы собираемся тебе помочь — значит, мы должны это сделать. Что ты подумала вчера утром — что я отнесу Ноултону записку, а потом приду домой и буду сидеть сложа руки?