Ее звали Фира Ятамахи
Шрифт:
– Но не художественную.
– Слава Богу, мне хотя бы есть чем объяснить твою тупость, когда кто-то использует в разговоре метафоры.
Меня задевают ее слова.
– Хорошо, допустим, я ноль без палочки в метафорах. Объясни мне тогда, что ты имела в виду, называя Стива громким.
– Ok`ей, чувак. Только доберемся до крыши.
Спустя пару минут мои ноги наконец-то касаются ровной твердой поверхности. Мы на крыше третьего корпуса.
Ветер приятно забирается под куртку, охлаждая мое разгоряченное после подъема тело. Он запускает свои нежные невесомые пальцы мне в волосы и треплет их, прямо как это делала
– Обалдеть,- говорю я тихо. Отсюда не видно всех этих маленьких милых домиков- только поля, вдаль и вдаль, эти идеально ровно нарезанные кусочки. Все известные мне авторы (я хоть и не читал много романов, однако пару-тройку знаю) сравнивали поля с ковром. Но я хочу сказать, что то, что я вижу сейчас- это не просто ковер. Ковер должен быть богато украшен, расшит узором, покрыт извилистыми тропинками нитей различных цветов и толщины. Нет, этот ландшафт- это простое, сшитое кое-как твоей уже подслеповатой бабушкой лоскутное одеяло. Такое скромное, деревенское; вместе с воспоминаниями о нем в голове всегда проносятся картины приятных летних вечеров на веранде с кружкой чая; костры, приятный прелый запах, ягоды. Вот вроде бы,- лоскутным одеялом укрываются тогда, когда тепло. Летом оно лежит свернутым где-нибудь в шкафу, и мы про него совсем не помним. Но почему-то именно о лете думаю я, вспоминая лоскутное одеяло, которое лежит прямо передо мной.
– Ты обещала объяснить, почему назвала Стива громким человеком.
Фира достает из кармана шорт пачку сигарет и зажигалку. Я обращаю внимание на интересный орнамент на нем- переплетенные буквы. Но Ятамахи быстро скрывает его от меня, не дав понять, что именно изображено на зажигалке.
– Ну… видишь ли,- она выдыхает дым через нос и криво усмехается. Ветер так прекрасно откидывал ее волосы назад, путал синие пряди меж собой, раскидывал их в разные стороны. Я с трудом могу побороть желание запустить пальцы в эту пышную безумную как сама жизнь гриву.
– Стив… на фоне всего этого сброда люди с достоинством всегда кажутся какими-то нереальными. Ты видишь всех этих шлюх, наркоманов, ребят, у которых нет целей в жизни. И тут появляется кто-то, кто считает себя выше всего этого. И этот человек, никак о себе не заявляя, почему-то все равно становится… громким. Его все замечают, и все хотят узнать его поближе, но он никому этого не позволяет. Теперь понял?
Я киваю.
– Прекрасное место. Как ты его нашла?
Фира хмурится, словно воспоминания о том дне, когда она впервые оказалась здесь, на крыше, уплывают от нее.
– Я даже не помню. По-моему… по-моему, я просто шла мимо, или курила там, под лестницей, и у меня возникла эта самая идея, залезть наверх.
Я вижу, что она врет. Фира даже не постаралась хорошенько скрыть свою ложь.
– Но это официальная версия, так?
Дерзкая полуулыбка трогает ее губы.
– А разве должна существовать еще какая-то?
– Конечно. Официальная версия- это то, что хотят от тебя услышать. По официальной версии ты не делал домашнюю работу, потому что болел, а на самом деле ты просто не хотел. По официальной версии президент навестил онкологический центр в Вайоминге и пообщался с больными, но на самом деле он просто выпил чашку чая с трясущимся от волнения директором больницы и уехал,
– И как же тогда назвать реальную версию?
– Никак. Точнее, так, как хочешь. Для правды не существует конкретного названия.
– Разве? А может, правда и есть то самое конкретное название?
– Нет. Люди никогда не говорят правду на сто процентов, никогда. Правда- это слишком, слишком обобщающее слово. В правде есть обман в благих целях, иллюзия, в правде есть то, что мы называем «выдать желаемое за действительное».
– А зря ты не взял вторым факультативом философию,- Фира как-то хрипло коротко рассмеялась, от чего выдыхаемое ею облачко дыма качнулось, пошло рябью.
– Я думаю, многие ребята могут рассуждать на такие темы гораздо лучше меня.
– Серьезно? У нашего учителя все размышления заканчиваются тем, что «эти долбаные тупые ученики не способны даже сказать, что такое философия».
Я смеюсь. Очередной порыв ветра ударяет нам в спины. Солцне заходит за тучи и весь мир становится на пятнадцать оттенков темнее.
– Скоро звонок,- говорю я.
– Да, ты прав, нужно возвращаться. Найти Пайпер, придумать отговорку, почему прогуляли.
Фира тушит сигарету о подошву ботинка.
Мы выходим из-за угла корпуса, и я вдруг понимаю, что так давно хотел ее спросить.
– Фира?
– Да?
– Один вопрос, за который я, возможно, получу от тебя пощечину.
– Пощечину? Ой нет, Хью, ты получишь либо коленом в живот, либо лишишься парочки зубов. Я не Иби Джейн, и я не даю пощечин.
– Почему синий?
– Синий? Ты про волосы?
Я уже начинаю жалеть, что спросил ее. Она выглядит напряженной и даже немного злой. Ветер вновь ударяет ей в спину, от чего те самые синие волосы взлетают вперед и вверх, на несколько секунд скрыв ее лицо от меня.
– Да.
Фира опускает взгляд.
– Просто люблю этот цвет.
Она еще что-то тихо добавляет, потом раздраженно хмурится и ускоряет шаг в сторону дверей.
В школе Фира как-то быстро теряется в толпе, растворяется в ней, как капелька в море. Я чувствую себя опустошенным. Зачем, зачем нужно было спрашивать про волосы? Какая мне, к черту, разница, какого они цвета?
Возможно, она подумала, что я другой, не как они все. Такой же другой, как и Стив, но более доступный. Стив- он словно нереален; недосягаем, как звезда. Казалось бы, вот он, стоит перед тобой и говорит тебе что-то про прогул, про учителей, про какое-то происшествие, но ты не понимаешь, о чем он говорит. Ведь ты не знаешь его языка; а еще мыслями ты все еще на крыше второго корпуса, смотришь на лоскутное одеяло полей и на ветер в синих волосах.
– Хью, Хью, да ты послушай же ты!
Стив встряхивает меня за плечи.
– Что?.. Прости, я нехорошо себя чувствую, отвлекся… Что ты говорил?
– Черт! Хью, где Фира Ятамахи?
– Фира?
У меня пересыхает во рту.
– Я не знаю…
– Ты ведь прогулял этот урок с ней?
– Да, да! То есть…
– Неважно, где она сейчас?!
– Я понятия не имею, как только мы зашли, она потерялась еще в фойе.
– Черт!
– Что случилось?
– У Пайпер Стоун был приступ эпилепсии на уроке, ее увезли в госпиталь. Меня попросили найти Ятамахи и передать ей это.