Эффект побочки
Шрифт:
– Конечно помню – кивнул Вождь, – мы тогда целое бюро создали, чтобы дешифровкой заниматься, но у англичан получилось лучше.
– Ну да. Так вот…представьте, что эта молекула – секретный шифр, состоящий из огромного набора цифр. В этих цифрах закодирована вся информация о вас, о вашей личности, интеллекте, опыте, привычках и так далее. Представьте, что раскрывая этот шифр вас можно разложить на столбцы обыкновенных цифр.
– Обыкновенных…арабских что ли? Даже не римских, – презрительно ухмыльнулся Вождь, но я не обратил внимание на
– Представьте, что ключ к этому шифру найден. Этот ключ и есть молекула. Её помещают в мозг другого человека, где она выполняет теперь роль декодера. Она меняет шифр объекта на ваш…и всё. Спустя время (не знаю какое) всё кроме оболочки этого субъекта принадлежит вашей личности. Со временем поменяется даже состав крови и вы начнёте узнавать в зеркало себя прежнего.
Фуф! По моему я сделал всё что в моих силах. Мысленно я даже похвалил себя за довольно неплохую и местами (редкими) правдоподобную версию. Можно защищать кандидатскую на кафедре шизофреников.
Поняв, что мой доклад закончен, Вождь хитро улыбнулся и снова указал пальцем в сторону Поэта.
– А как же наше всё? Как же Сашка, сукин сын, Пушкин? Каким образом они добыли его молекулу, он-то у нас…
В этот момент Поэт, видимо услышав свою фамилию, распахнул глаза.
Два заросших лица привели его в шок, и если бы не ремни, он бы сжался в комок.
– С пробуждением, Александр Сергеевич! Как вам спалось? – Поинтересовался я.
Поэт испуганно водил глазами и молчал.
– Проснись красавица, проснись,
Открой сомкнуты негой взоры,
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись. – Как то уж очень грозно продекламировал Вождь, чем ещё больше напряг поэта.
– Ты один из моих любимых, хорошие вещи писал…красивые…местами мудрые. Ну…если всё обстоит так, как говорит наш новый знакомый, у меня ещё будет время послушать тебя лично…
Осознав, что он всё ещё в этом страшном сне, Поэт зажмурил глаза и застонал:
– Изы-ы-ы-ди-и!
– Ну-у, Саша, зря ты так. Нам ведь теперь с тобой бок о бок придётся существовать. – глумился воспрявший духом Вождь.
– Кстати…товарищ…как тебя там…– это он обратился уже ко мне.
– Борис Сем…
– Борис! На чём мы с тобой остановились? Ну да…как раз на Александре Сергеевиче. А его молекулу, как добыли? Он же ещё в девятнадцатом веке почил?
При слове «почил» Поэт ещё больше зажмурился и издал жалобный стон.
– Я не знаю, но думаю, не обошлось без эксгумации. Нужна то всего лишь одна микроскопическая частичка. С помощью этой частички можно воссоздать целое.
– Значит все мы: я, ты, он – Вождь по очереди тыкал пальцем в себя, а потом в нас с Поэтом, – выдающиеся личности, которых зачем-то возродили из небытия? За-чем?
– Это эксперимент!
– Я что, похож на лабораторную крысу? – нахмурился Вождь. – Если даже предположить, что эксперимент удался и мы здесь, что дальше? Нас что, посадят в клетку и будут показывать школьникам?
– Не
– Узнай! – грозно сказал Вождь, словно говорил с проштрафившемся на фронте генералом. – И ещё узнай, кто это!
Он сжал руку в кулак и ткнул большим пальцем себе за спину, туда, где в своей неизменной позе, скрестив ноги, сидел четвёртый наш сосед.
– Попробуйте спросить у него сами…он проснулся два дня назад, но до сих пор не проронил ни слова.
Вождь приподнялся на кровати и повернул голову к незнакомцу. Тот продолжал невозмутимо улыбаться, нагло и беззастенчиво глядя в глаза самому Вождю. Это был большой скуластый азиат тридцати, или около того лет с квадратной головой и рельефным торсом. Один его вид, представлял угрозу, которую нивелировала лишь эта добродушная улыбка. Я подумал, а уж не Чингиз ли это Хан? Так себе будет компания.
Вождь медленно поднял правую руку и еле уловимо шевельнул ладошкой, будто приветствовал колонну демонстрантов, стоя на трибуне Мавзолея.
Азиат не отреагировал на приветствие. Он продолжал всё так же сидеть, глазеть в упор и невозмутимо улыбаться. Только может со взглядом что-то случилось. Может мне показалось, но в узких прорезях глаз будто сверкнули искорки. Так мигает фарами встречная машина, когда в ней сидит твой знакомый.
– Молчит говоришь? – Вождь улыбаясь краешком рта, продолжал сверлить незнакомца оценивающим взглядом. – На Лубянку бы его к моим ребятам, они бы его мигом разговорили…
Эх, знал бы он, что всё здесь происходящее…все: он, поэт, азиат и даже я, результат работы этих самых ребят с Лубянки. Знал бы он, что один из этих ребят сидит рядом с ним.
После незадавшегося общения с новым знакомым, Вождь решил, что на сегодня достаточно. Он сказал, что теперь ему нужно побыть одному, чтобы переварить всю обрушившуюся на него информацию. Я, пожал плечами, высказав свои сомнения, что вряд ли кто-то разбежится выделять ему отдельную палату. Оказалось, что Вождь имел в виду только меня. Я просто должен убраться на свою кровать и лежать там тихо, не издавая ни единого звука.
Поэт раздражителем не являлся, так как продолжал лежать, зажмурив глаза, а вот азиат Вождя немного напрягал. Он внушительно попросил, чтобы перед тем, как убраться на место, я натянул простынь между душкой его кровати и стойкой капельницы. Таким образом, он хотел отгородиться от взгляда этого блаженного. Я с радостью и благоговением солдата, которому отдаёт приказ сам генералиссимус, ринулся его выполнять. После того, как перегородка была сооружена, я отвязал Поэта, который так и не пошевелился, пожелал Вождю спокойных снов и, откланявшись, по-лакейски спятился к своей кровати.