Эффи Брист
Шрифт:
– Ты думаешь? Это приятно: ведь некоторые утверждают совершенно обратное. А как его зовут, твоего тайного советника? Я почему-то уверена, что он уже тайный советник.
– Тайный советник Руммшюттель. Эффи звонко рассмеялась.
– Руммшюттель, какая смешная фамилия! Как раз для больного, который пошевельнуться не может.
– По-моему, Эффи, у тебя не такие уж сильные боли.
– Ты права, в данный момент у меня ничего не болит. Но в том-то и дело, что это все время меняется: то очень болит, то проходит совсем.
Тайный советник Руммшюттель не замедлил явиться. Уже на следующий день госпожа фон Брист принимала его.
– Вылитая мама! – сказал он, увидев Эффи.
Мама
– А теперь, милостивая госпожа фон Инштеттен, расскажите, что вас беспокоит и чем я могу вам помочь.
– Ах, господин доктор, это не так-то легко объяснить. Какие-то странные боли: то появляются, то исчезают совсем. Сейчас их словно не бывало. Вначале я думала, что это ревматизм, а теперь уверена, что это невралгия. Болит вся спина, и тогда я не могу разогнуться. У папы тоже бывают такие боли, я часто видела, как он, бедный, страдает. Наверное, это перешло по наследству.
– Весьма вероятно, – сказал Руммшюттель, считая пульс и незаметно, но очень внимательно изучая свою пациентку. – Весьма вероятно, сударыня.
Но про себя он подумал: «Чистое притворство, и не без таланта исполнено. Да, дочь Евы, comme il faut» (Как полагается /франц./).
Однако он и вида не подал, что разобрался в «болезни», и серьезно сказал:
– Что же вам посоветовать, сударыня?! В первую очередь – покой и тепло. А лекарство – скажем, что-нибудь успокаивающее – довершит остальное.
И он поднялся, чтобы написать рецепт: Aqua Amygdalarum amararum – пол-унции, Syrupus florum Aurantii – две унции.
– Я попрошу принимать лекарство, которое вам выписываю, по полчайной ложке через каждые два часа – это успокаивает нервы. И буду настаивать еще вот на чем: никакого умственного напряжения, абсолютно никаких гостей и ничего не читать.
И он указал на книгу, лежащую около Эффи.
– Это Вальтер Скотт.
– Да, тут, пожалуй, не возразишь. Самое лучшее, однако, читать какие-нибудь путевые заметки. Завтра я к вам опять загляну.
Во время визита Эффи держалась прекрасно, разыграв свою роль как по нотам, но едва советник ушел и она осталась одна (мама вышла его проводить), как у нее вспыхнули щеки: она хорошо поняла, что на игру он ответил игрой. Видимо, он очень проницательный человек, обладающий к тому же огромным жизненным опытом: он видит все, но старается не все замечать, отлично зная, что с некоторыми вещами приходится считаться и что даже зло иногда может быть во спасение.
Вскоре вернулась мать, и обе принялись расхваливать умного старика, который сохранил столько молодости, несмотря на свои семьдесят лет.
– А теперь пошли Розвиту в аптеку. Да, он просил тебе передать, что лекарство нужно принимать через три-четыре часа. Он и всегда был таким: пропишет немного и принимать рекомендует не часто, но все такое сильное: сразу же помогает.
Руммшюттель стал приходить через день, а потом через два, – он, кажется, заметил, что его визиты смущают молодую пациентку. Это очень подкупило его, и уже после третьего визита он сделал про себя окончательный вывод: «Видимо, здесь есть какие-то причины, заставляющие поступать именно так». Он давно перестал обижаться на подобные вещи.
В четвертый визит он застал свою пациентку уже не в постели, а в кресле-качалке, с книгой в руках около колыбели ребенка.
– Очень рад вашему выздоровлению, сударыня. Отнюдь не склонен приписывать его
– Она поехала на Кейтштрассе, мы там сняли квартиру. Через несколько дней приезжает мой муж, которого я буду рада представить вам, как только мы приведем квартиру в порядок. Надеюсь, что и в будущем вы не оставите нас. Он поклонился.
– Новая квартира... – продолжала она. – Этот новый дом несколько беспокоит меня. Как вы полагаете, доктор, не будут ли сырые стены...
– Ни в коей мере, сударыня. Прикажите в течение трех-четырех дней протапливать как следует комнаты, оставив двери и окна открытыми, а затем смело въезжайте. Ручаюсь – все будет превосходно. Вашу невралгию не считаю серьезной. Очень рад, что ваше внимательное отношение к состоянию своего здоровья дало мне возможность возобновить старое и завязать новое знакомство.
И он поклонился опять; затем, приветливо заглянув в глазки Анни и попросив передать привет маме, удалился.
Едва лишь дверь закрылась за ним, как Эффи села к столу и стала писать:
«Дорогой Инштеттен! Только что ушел доктор Руммшюттель. Он сказал, что теперь я здорова. Я могла бы уже поехать домой, может быть, даже завтра, но сегодня у нас 24-ое, а 28-го ты приезжаешь в Берлин. По правде говоря, я еще немного слаба. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я совсем откажусь от поездки. Наши вещи уже в пути, так что, если бы я даже и приехала, нам пришлось бы, словно приезжим, жить в гостинице Гоппензака. Мне кажется, следует учесть и расходы: они теперь у нас и без того возрастут. Кстати, с Руммшюттелем нужно будет договориться о гонораре, если мы будем и впредь пользоваться его услугами. К слову сказать, это исключительно любезный человек. Правда, его не считают первоклассным врачом, а завистники и враги величают его даже «дамским доктором». Но в этих колких словах, по-моему, скрывается похвала – к нам, женщинам, далеко не всякий умеет найти подход. Мне кажется, нет ничего страшного в том, что я не попрощалась с нашими знакомыми в Кессине лично. У Гизгюблера я побывала. Жена майора всегда как-то холодно относилась ко мне, прямо до неприличия холодно. Ну, кого я забыла еще? Остаются пастор, доктор Ганнеманн и Крампас. Кланяйся от меня майору. Семьям, живущим в поместьях, я собираюсь послать открытки; Гюльденклее, как ты мне написал, путешествуют по Италии (мне, правда, не совсем понятно, что им там нужно); остаются, следовательно, еще три семьи. Извинись перед ними, если это возможно. Ты прекрасно разбираешься в правилах хорошего тона и всегда находишь нужные слова. Госпоже фон Падден, очаровавшей меня под Новый год, я, кажется, напишу сама и выражу сожаление, что не смогла попрощаться с ней лично. Немедленно сообщи телеграммой, согласен ли ты со мной или нет. Как всегда, твоя Эффи».
Эффи сама отнесла на почту письмо, как будто это могло ускорить ответ. И в самом деле, уже на следующий день пришла телеграмма: «Согласен со всем».
У Эффи сразу полегчало на сердце, и она немедля отправилась на ближайшую стоянку карет.
– На Кейтштрассе, пожалуйста, дом 1-е.
Карета покатила сначала по Унтер-ден-Линден, потом вниз по Тиргартенштрассе и остановилась у дома с их новой квартирой.
Наверху в ужасающем беспорядке лежали прибывшие накануне вещи из Кессина. Но Эффи не обратила на это никакого внимания и прошла на широкий просторный балкон. По ту сторону канала был виден Тиргар-тен, голые ветви деревьев начинали в нем чуть-чуть зеленеть, над головой было чистое голубое небо и смеющееся солнце.