Эфирное время
Шрифт:
На Вариной тарелке лежало несколько маленьких серо-белых кусочков рыбы, облитых каким-то мутным оранжевым соусом. По вкусу африканская рыба напоминала сухую треску в томате. Варя чуть не заплакала от разочарования, она так хотела выбрать себе что-нибудь самое вкусное, самое необычное, и вот, пожалуйста.
Африканская сухая треска.
— В следующий раз будешь умнее, — сказал Мальцев и заказал для нее блины с икрой, — один мой приятель в городе Марселе, в африканском ресторане «Гвинея» заказал себе фирменное национальное блюдо, самое дорогое и роскошное. Под звуки бубнов и тамтамов к его столу принесли
Ей нравилось, когда он рассказывал забавные истории. Но сегодня он был молчалив и мрачен. Проблемы долгого и трудного рабочего дня все никак не оставляли его в покое. Дважды звонил сотовый, он отвечал коротко и раздраженно, морщился оттого, что из-за музыки было плохо слышно.
— Я, пожалуй, возьму шашлык из осетрины, — Варя закрыла меню и закурила.
Заказ был подан с обычной торжественностью. Большие ломти янтарно-розового шашлыка, нанизанные на серебряный шампур, были подернуты тонкой золотистой корочкой, которая получается только если шашлык жарится на настоящей угольной жаровне.
Дмитрий Владимирович ел быстро и жадно. Пил много воды. У него была манера полоскать рот перед тем, как проглотить воду. Губы сжимались в ниточку, щеки быстро упруго тряслись. Варя не могла этого видеть, ее начинало подташнивать. Всякий раз, когда Мальцев подносил стакан ко рту, она отводила глаза.
Подошел хозяин, спросил, все ли в порядке, не сделать ли музыку потише.
— Слушай, Стас, — задумчиво произнес Мальцев, — ты все знаешь. Какого журналиста недавно убили?
— Где именно, Дмитрий Владимирович? Если в горячих точках, то…
— Нет. В Москве.
— Да вроде никого из известных не убивали. Подождите, нет. Одного все-таки кончили. Правда, он не очень известный, вы наверняка о нем не слышали. Артем Бутейко.
— Как ты сказал? Бутейко? — Дмитрий Владимирович застыл на секунду.
— Ну да, он совсем недавно стал вести ночную программу на шестом канале. Знаете, всякая чушь, светские сплетни.
— Сколько ему было лет?
— Около тридцати.
— Спасибо, Стас. Принеси, пожалуйста, кофе для Вари, а мне, как всегда, зеленого чаю.
Хозяин почтительно кивнул и отошел. Дмитрий Владимирович тут же достал телефон, набрал номер.
— Знаешь, как фамилия убитого журналиста? — произнес он, не поздоровавшись. — Бутейко. Да, вот так… Конечно сын… Ладно, я скоро еду домой. Будь здоров.
Он убрал телефон в карман. Хозяин принес кофе и чай. Пили молча. Варя вытащила сигарету из пачки.
— Не закуривай. Едем, сказал Мальцев.
В фойе Варя причесалась перед зеркалом, потом достала из сумочки ключи от своей машины, кинула их телохранителю Сереже, рискуя угодить в зеркальную стену или в китайскую напольную вазу. Но Сережа ловко поймал на лету тяжелую связку.
— Не хулигань, — Дмитрий Владимирович подошел к ней и небрежно взлохматил только что расчесанные волосы.
— Не буду, — Варя виновато улыбнулась, влезла в рукава своей бледно-бирюзовой дубленки, застегнула золотые пуговицы с крупными настоящими жемчужинами, опять полезла за расческой.
— Давай побыстрей, хватит крутиться перед зеркалом, — буркнул
Дом стоял фасадом к маленькой площади. Жилые подъезды выходили на другую сторону, во двор. Специальной огороженной стоянки при клубе не было. Машины размещались на небольшой, надежно охраняемой площадке, которая отлично просматривалась со всех сторон.
Джипы и «мерседесы» побелели от снега. Варин «рено» совсем занесло, он стоял на отшибе и был похож на продолговатый сугробик. Но беспокоиться не стоило. Телохранитель Сережа счистит снег и перегонит машину. Куда больше ее волновало, что лицо стало мокрым и сейчас потечет тушь. Она почти бежала к джипу по мокрой ковровой дорожке, протянутой по плитам от подъезда клуба до мостовой.
Бронированный джип Дмитрия Владимировича выделялся идеальной сверкающей чернотой. Шофер Коля и телохранитель Федор поспешно стряхивали с лобового стекла остатки снега. До джипа осталось несколько шагов, и вдруг непонятно откуда выскочила огромная овчарка. Пес был в ошейнике, но без поводка и намордника. Варя не боялась собак, однако инстинктивно бросилась в сторону, поскользнулась, потеряла равновесие. Острый каблук застрял в щели между мокрыми плитами, нога больно подвернулась, Варя упала. Тушь потекла, глаза щипало, она ничего не видела вокруг, только чувствовала горячее собачье дыхание. Из пасти овчарки нестерпимо несло тухлой селедкой. Рядом кто-то громко матюкнулся. Сквозь слезы и метель Варя успела заметить, как возле нее падают два огромных мужских силуэта, и через секунду грохнули выстрелы. Их было всего три. Варя уткнулась лицом в снег и закрыла голову руками.
Выскочив из подъезда, Вова Мухин полетел через сугробы, почти не касаясь земли. Но долго в таком темпе бежать он не мог. Бегал Вова плохо, к тому же снег был глубоким и липким. Он слышал позади хриплое собачье дыхание. Он оглянулся на бегу и понял, что огромная, как медведь, овчарка, сейчас нагонит его и растерзает в клочья. Он не мог ни о чем думать, ему уже было безразлично, попал он или промахнулся, главное — убежать от собаки, главное — выжить, а дальше будь что будет.
Посередине двора, под тонким слоем снега, валялся гладкий, скользкий кусок пластика, самодельная «ледянка». На таких катаются с горок дети. Кто-то забыл ее во дворе. Вова Мухин поскользнулся, собака одним прыжком настигла его, крепкие зубы впились в его правую кисть, он пытался отбиваться левой рукой, ногами, не чувствуя боли, потому что больше всего боялся, что сейчас овчарка разорвет ему горло.
— Фрида, ко мне! — услышал он сквозь обморочный звон в ушах.
Он не сразу сообразил, что собака оставила его, не сразу решился открыть глаза, боль в руке пронзила его так, что он заорал во всю глотку.
— Тихо, тихо, не вопи, лежи смирно, сейчас пройдет, — прозвучал у самого уха знакомый голос, — руку давай, да не эту, левую. Правой не шевели. Быстро, малыш, быстро! Надо уходить.
— Клим, больно, не могу, — стонал Вова, пытаясь изо всех сил сдержать крик, — дико больно, слушай, она не бешеная?