Эфирный эликсир
Шрифт:
— Всё! — Отстранилась от меня девушка, при этом глубоко задышав. — Завтра в школу, давайте расходится по домам. Мне ещё книжки полистать надо.
— Мне тоже, ботанику. — Улыбнулся я и снова поцеловал Дину, чтобы получше запомнить её поцелуй.
Глава 4
Школьная пора, очей очарованье. Шум, гам, бегемоты и бегемотики в синей школьной форме носятся по коридору, играют в «тифу». Я кстати, тоже, как и Рысец, сегодня пришёл в синих брючках и синей школьной куртке. Нам восьмиклассникам пока красоваться в обычных мужских деловых костюмах, как это делают девятые и десятые классы, пока нельзя.
На Дине сегодня темно-синяя юбка по колено и светлый джемпер с белой рубашкой, а Наташа в отличие от подруги примерно с такой же юбкой надела жакет. Кстати, когда мы вчетвером, я, Рысцов и девчонки подходили к школе, столько на себе словил косых и завистливых взглядов, что не сосчитать. Это значит, минимум месяц слухи будут гудеть, и будоражить воображение толпы, пока не случится ещё что-нибудь необычное, и на мои отношения с Диной Гордеевой, всем станет с большой колокольни начхать. Ну, ходят и ходят, подумаешь новость какая!
— Ладно, мальчики, — улыбнулась Наташа Исакова. — Нам на инглишь, ещё увидимся.
— А нам на алгебру, — пробухтел Андрюха Рысцов. — После шестого урока встречаемся на первом этаже в раздевалке. Будем вас охранять.
— Идите в класс, охранники, ха-ха! — Захохотала Дина Гордеева.
— Не охранники, а детективы из детективного агентства Молчанова и Рысцова, или сокращённо «МОР». — Я улыбнулся и помахал девушкам рукой, прежде чем на втором этаже мы разошлись по разным концам длинного коридора.
«Вот она школа моей юности, трёхэтажечка», — подумал я, топая в класс. Если посмотреть на здание сверху, то оно напомнит букву «Н». В одном крыле, находятся три этажа переполненных младших, средних и старших классов, а в другом, куда ты попадаешь через переход, если пойдешь налево — спортзал, направо — столовая, а прямо — медицинский кабинет. Вот куда я должен протоптать дорожку, чтобы почаще сматываться с уроков. В первой молодости, такой задачи передо мной не стояло. Я даже не помню медсестру, как она выглядела, то есть, выглядит, сколько ей лет, замужем или нет, симпатичная или не очень. «Между прочим я не помню не только медсестру, но и свою парту», — с такой мыслью я застыл перед школьной доской, медленно соображая, куда примкнуть свою пятую точку. Рысец же сел за третью парту во втором ряду с Ленкой Рябовой. Рассуждая логически, я должен был сесть где-то по близости, мы же кореша. Неужели я сидел с Томкой Поляковой за второй партой? Не может быть? Я бы запомнил!
— Чё встал «футболист»? — Подтолкнул меня плечом Широков, парень ростом под метр восемьдесят, широкоплечий, по кличке «Широкий», предводитель нашей «камчатки», двух последних парт для балбесов и раздолбаев.
Кроме него там окопались ещё два верных кунака: Беляев, погоняло «Белый» и Каримов по прозвищу «Карим». В той моей юности они держали в страхе не только наш 8 «А» класс, но и всю параллель, избегая конфликтов только со мной, с Рысцовым и ещё несколькими парнями из других восьмых, которые рубились за школу в футбол, в баскетбол и в хоккей. В принципе я и тогда мог дать любому из них отпор, а сейчас при желании мог бы и покалечить. Кстати, именно «Широкий» Андрюху Рысцова привлечёт для смертельных бандитских дел в недалёком уже будущем.
— Топай на галёрку, «Широкий», дай на учёбу настроиться, — пробурчал я и, в сердцах
— Да ты «футболист» ходок! — Заржал Широков, вразвалочку проходя мимо, а Томка Полякова почему-то густо покраснев, мне шепнула:
— Ты что, с Новосёловой что ли поссорился?
«Ирина Новосёлова, — подумал и оглянулся на четвёртую парту в нашем втором ряду. — Так вот я с кем сидел! С девушкой «невидимкой», с самым незаметным человеком в классе».
— Нет, отчего. — Я пожал плечами. — Просто ты единственный человек, который позавчера за меня заступился. Ты, Тома, настоящий друг.
— Если я тебе друг, то почему ты не вступаешь в комсомол? — Тут же заворчала Томка. — Хочешь сидеть со мной, сиди. Всё равно завтра Зарубина из больницы выписывается, и тебе отсесть придётся. Но про комсомол разговор ещё не окончен!
Я улыбнулся и вспомнил, почему у меня с Поляковой ничего так и не получилось, хоть мы в одиннадцатом классе один раз даже целовались и она очень симпатичная девчонка. Прическа каре, глазки, губки, носик всё как у куколки, аккуратненькие, фигурка тоже миниатюрная, так как рост всего метр шестьдесят, а может и ниже, но вот характер — невыносимый.
Вдруг прозвенел звонок, и в класс вошла Наина Файзиевна, учительница алгебры, геометрии и физики, и на меня накатили новые воспоминания. Наина пришла в нашу школу три года назад, прямо из института, и сейчас ей было всего примерно двадцать пять лет, невысокая, фигуристая, черноволосая, с огромными карими глазами. И в первый год она была вся такая увлечённая, по-настоящему горела своими предметами, которые нам балбесам стала преподавать по прогрессивному методу Шаталова. Уж не знаю, сколько она негатива вытерпела в учительской от своих коллег, из-за непроверенной методы, но когда весь наш класс стал выполнять контрольные работы на пятёрки и четвёрки от учительницы отцепились. Даже «камчатка» приняла Наину нормально, хотя некоторых учителей «Широкий» и компания с легкостью доводили до истерики. Бывало, сядут на двух крайних задних партах и перекрикиваются во время урока, играют в морской бой: «Е4 — ранен! Е5 — убит!».
Но к третьему году своего пребывания в Шахтёрске, Наина Файзиевна выглядела уже не такой воодушевлённой. Поговаривали, что у неё свадьба расстроилась, молодой жених, шахтёр, не оправдал ожиданий, оказался малообразованным «неотёсанным чурбаном». Я, правда, в такие вещи в той своей юности не вникал, и ничего этого не замечал. Но сейчас, когда Наина стала рассказывать новую тему про решение неравенств с одной переменной, я буквально кожей почувствовал, как ей тяжело сохранять в голосе оптимизм. Кстати, она следующим летом уедет из города навсегда, сначала в Пермь, а затем либо в Москву, либо в Питер. Это был тот самый случай, когда и жаль было с хорошим преподавателем расставаться, и в то же время была за него радость, так как в Шахтёрске талантливому человеку ловить нечего. Ещё два — три года и город фактически умрёт.
Первый для меня школьный урок в своей новой юности пролетел незаметно, те в классе, кто хотел учиться — узнали что-то новое, тем, кому учёба до фонаря — выспались. Я же, автоматически зарисовывая так называемый «опорный конспект», именно в нём заключалась новаторская идея Шаталова, обдумывал иные идеи, благодаря которым смогу пореже ходить в школу, или ходить не на все уроки. Поэтому когда прозвенел звонок на перемену, решился поговорить с Наиной, тем более дальше по расписанию у нас шла «физика», в этом же кабинете и с тем же преподавателем.