Ефрейтор Икс [СИ]
Шрифт:
— Какие бабки?!. Из дому посылки присылают…
— Ты, пацан! — резко, будто выплюнул, выговорил Гиря, но тут же, будто переключателем щелкнул, вернулся к прежнему благодушно-ласковому тону. — Купи попугая, отрежь ему голову, и пудри ему мозги…
По опыту Гиря знал, что именно такие переходы, от злобного, лающего, до предельно благодушного и ласкового тона, больше всего сбивают с толку таких сосунков, как Губошлеп. Наблюдая за ним, с удовольствием отметил, что тот перетрусил до обморока, хоть и хорохорится. Не давая ему опомниться, буравя тяжелым взглядом, Гиря прорычал:
— Принесешь мне сегодня пятьсот колов, и покой тебе обеспечен до конца срока…
— У меня
— Найди, — спокойно выговорил Гиря. — Ты парень оборотистый. Жить захочешь — найдешь… — и глянул в глаза Губошлепу, а глядеть Гиря умел…
В его взгляде Губошлеп явственно разглядел разверзшуюся могилу. Свою могилу.
Гиря тут же добродушно ухмыльнулся.
— Чего скис? Я ж не собираюсь сдавать тебя пахану, а заодно и того вольнонаемного, который тебе бабки таскает. У нас такие дела мимо пахана не проходят… Ладно, принесешь бабки, и никто тебя не тронет до окончания срока… — Гиря задумчиво затянулся, сдув дымом комара с руки, как бы про себя проворчал: — Есть же жучки… Кучи бабок имеют, и ни одна уголовка не прискребается; где, мол, взял… А, Губошлеп, есть такие?
— Есть…
— И золотишко покупают?
— И золотишко… А как же? У некоторых столько денег, что можно любую сберкассу завалить до крыши… Золото, оно и в Африке золото… Главное, не горит и не размокает.
Изумленно приглядываясь к Гире, Губошлеп размышлял про себя: — "И чего напугался? Сидит, как ребеночек, о деньгах и золотишке мечтает… Кругом вышки, колючая проволока, а надежнее всякой охраны тысяча километров нехоженой тайги до ближайшей железной дороги…"
— А камешки покупают? — продолжал Гиря.
— Смотря какие… — пожал плечами Губошлеп, стараясь казаться серьезным.
— Ну, скажем, пятьсот косых могут за камни выложить?
— Есть такие, что могут…
— А ты знаешь таких?
Губошлеп неожиданно озлился. Может, оттого, что только что был напуган Гирей до полусмерти, а может и потому, что отец, скромный начальник снабжения небольшой текстильной фабрики, настрого запретил сыну распространяться перед посторонними о друзьях и знакомых. Только перед самой тюрьмой Губошлеп узнал, что его отец был не последним цеховиком города Питера. Жаль, что не первым, а то бы отмазал сыночка от тюрьмы…
— Чего это ты, Гиря, интересуешься? В легавые собрался?..
— Ты, сосунок, сильно смешливый!.. — рука Гири дернулась, будто откидываясь назад для замаха, но тут же он криво усмехнулся: — Люблю таких… Вот ты мне скажи, был бы у тебя алмаз, вот такой, — Гиря отмерил ногтем добрый кусок своего толстого пальца, — смог бы ты его кому-нибудь толкнуть?
— Не ограненный?
— Естественно, сырой. Где ж ты в тайге ювелира отыщешь?..
— Ну-у… Если на караты посчитать… Скидочку сделать… Пол сотню тысяч потянет… А если толкнуть тому, кто за границу сможет вывезти, то и всю сотню, но только в долларах. Только, Гиря, такие камни довольно редки…
— Ну, эт я загнул… Поменьше камешек…
Губошлеп видел непроизвольное движение руки Гири, и успел пожалеть, что не сдержался. Каким бы смешным не казался Гиря, лучше ему подыгрывать. Кто его знает, что у него на уме?..
Гиря нервно затянулся сигаретой, не заметив, что уже загорелся фильтр, закашлялся. Еле справившись с волнением, протянул:
— Да-а… Мечты… Ну ладно, Губошлеп, тащи монеты и тебя никто никогда не тронет.
Губошлеп поспешно вскочил, и тут же исчез, будто испарился на ласковом июньском солнышке. А Гиря про себя подумал, что его и так никто не посмел бы тронуть. Если бы пахану зоны не шли регулярно переводы от денежного папаши Губошлепа, того давно бы уже "опустили". Но, видно,
Глава 3
Почти трезвый, веселый и довольный, Павел уже в темноте подходил к дому. Решил пробраться через двор соседа, пусть топтуны помаются от неведения. Увидев Павла, Ольга потянула носом, сказала:
— Паша, ты же спиваешься! На этой неделе уже два раза…
— Оля, да ты что?! Всего бутылку пива и выпил…
— Ага… А почему же пахнет так, как от целой канистры?
— Так ведь жара…
— Ужинать будешь?
Павел прислушался к себе; организм лениво пробурчал что-то насчет того, что и завтрашний обед можно будет отдать врагам…
— Нет, не буду… Закуски было навалом…
— Ага! Значит, бутылку пива ты закусил большим количеством закуски?
— Тебе бы сержантом в милиции работать… Вопросы ты задаешь совершенно по-сержантски… — обескуражено проворчал Павел и отправился в душ.
Вертясь под теплыми струями, размышлял без особого уныния, что, было, утвердился в этой жизни, но снова угодил на оползень. Опять все зыбко вокруг, неустойчиво, ползет и качается… Опять какой-то гнусной гадине на хвост наступил, и не заметил. Судьба у него, что ли такая? Чужие хвосты оттаптывать… Да господи, боже мой! Не было никаких хвостов! Уж он-то в последние два года живет сверхосторожно; даже чужие драки обходит сторонкой. Гонтаревы происки! Больше просто некому. Отметелил Павел первых киллеров, вот погоняло группировки и решил, прощупать клиента, с целью стребовать с заказчика плату побольше. Надо еще кого-нибудь отдубасить с извращенной жестокостью, чтобы плата возросла тысяч до пятидесяти. Откуда ж у простого ректора такие деньги?
Вылезя из-под душа, Павел сел в свой шезлонг, глубоко вздохнул. Да, вечерок был хорош. Не особенно жаркий, а какой-то приятно парной, будто парное молоко. И во всем теле такая приятная усталость. Но тут осторожность взяла верх, он вспомнил про снайпера. Быстро огляделся по сторонам. Ни единого чердачного окна видно не было. Значит, и его никто не сможет подстрелить с чердака. С одной стороны заслоняют сараи, с другой — дом, с третьей стороны — забор и огромная яблоня. Разве что с четвертой стороны торчат над крышами кроны нескольких огромных тополей. Но мы ж в России, господа. Это на диком западе никто даже не поинтересуется у индивида, зачем он на дерево забрался. Залез, значит, ему так хочется. А у нас каждый второй прохожий, проходя под деревом, будет кричать: — "Эй, слезай, закурим!" Не говоря уж про каждого первого.
Может, он что-то еще знал про Гонтаря, кроме того, что тот взятки берет? Хотя, теперь это и взяткой-то не называется… Как это? "Репетиторство с гарантией поступления". Возможно, что-то и знал, совсем убойное, способное и сейчас усадить в тюрьму, хоть и не надолго. Но для ректора и два года означают полную и окончательную научную смерть. Может быть тогда, почти тринадцать лет назад, когда Павлу прилетело по голове вторично, прознав про амнезию, настигшую Павла, он успокоился, а тут вдруг испугался, что тот вспомнил в с е? Господи! Но Павел еще тогда всю свою жизнь вспомнил, когда еще валялся в крошечной сельской больничке… Он тогда выдирался из этой проклятой амнезии, как утопающий из омута. Как полоумный старался вспомнить, где еще он мог слышать знакомые звуки. Где-то читал, что особенно запахи способствуют воспоминаниям. Но вот запахов как раз и не было.