Египет Рамсесов

Монтэ Пьер

Плуг и во времена Рамсесов оставался таким же примитивным, как в глубокой древности, когда его только придумали. Даже в эпоху Позднего царства никто не хотел его совершенствовать. Такой плуг годился только на то, чтобы взрыхлить мягкую землю без дерна и камней. Две вертикальные рукоятки, связанные с поперечиной, скреплялись внизу колодкой, к которой был привязан металлический, а возможно, и деревянный лемех. Дышло привязывали веревкой к той же колодке между основаниями рукояток. На конце его находилось деревянное ярмо, которое клали на шею двух животных, тянувших плуг. Его привязывали им к рогам.

На пахоте египтяне никогда не использовали быков, а только коров. Это свидетельствует о том, что от них

не требовалось особых усилий. Известно, что рабочая корова дает немного молока. Значит, у египтян было достаточно коров и для производства молока, и для полевых работ. Что касается быков, то они предназначались для погребальных процессий. Быки тащили на полозьях саркофаг. Таким же образом перетаскивали крупные каменные блоки. На коровах пахали потому, что они вполне справлялись с этой нетрудной работой. К тому же удои снижались только на время, и это не мешало использовать коров на полях.

Пахарей обычно бывало двое. Труднее всего приходилось тому, кто держал рукоятки плуга. Сначала, держась на одну рукоятку, он щелкал кнутом. Когда коровы двигались с места, он сгибался вдвое и изо всех сил налегал на плуг. Его товарищ, вместо того чтобы вести и тянуть за собой упряжку, шел рядом с нею пятясь. Порою это был маленький голый мальчик; прядь волос закрывала его правую щеку, [*40] а в руках он нес маленькую корзину. Он еще не мог действовать кнутом или палкой и направлял коров только криком. А иногда рядом с коровами шла жена пахаря и разбрасывала семена.

*40

Так называемый «локон юности» – короткая косичка сбоку – обычная детская прическа.

Долгий рабочий день не всегда заканчивался без происшествий. У двух братьев кончились семена. Бате пришлось срочно возвращаться за ними домой. К тому же произошел один из тех несчастных случаев, о которых говорил писец, так не любивший земледелие. Одна из коров споткнулась и упала. Она едва не сломала дышло и не увлекла за собой вторую корову. Пахарь подбегает к ней. Он отвязывает несчастное животное. Он его поднимает. И вскоре упряжка двигается дальше, как ни в чем не бывало. [249]

249

Wr. Atl., I, 112 (Panehsy).

Хотя египетские поля были довольно однообразны, но не настолько, как в наши дни: в старину на них встречались деревья. Развесистые сикоморы, тамариск, ююба, баланитес и персея зелеными пятнами оживляли черную вспаханную землю. Эти деревья служили материалом для сельскохозяйственных орудий. Их тень милостиво укрывала пахаря, его корзину с провизией и большой кувшин со свежей водой. Кроме того, он вешал на сук сикомора бурдюк и прикладывался к нему время от времени.

Но вот наступал перерыв: упряжка должна передохнуть. Пахари обмениваются замечаниями:

«Хороший денек! Сегодня свежо. Упряжка тянет. Небо исполняет наши желания. Поработаем для господина!»

Сам Пахери как раз появился, чтобы взглянуть, как идут дела. Он сходит с колесницы, а конюх держит вожжи и успокаивает лошадей. Один пахарь замечает хозяина и предупреждает товарищей:

Торопись, вожатый! Погоняй коров! Погляди, князь стоит и смотрит на нас.

У этого Пахери не хватало коров для всех плугов, и он боялся, что земля вот-вот пересохнет. Поэтому вместо коров впряглись четверо мужчин. Они утешают себя за этот тяжелый труд песней:

«Мы сделаем, мы здесь. Ничего не бойся в поле! Оно так прекрасно!»

Пахарь, явный семит и, очевидно, бывший военнопленный,

как и его товарищи, довольный, что избежал их участи, отвечает им шуткой:

«Как прекрасны слова твои, мой малыш! Прекрасен год, когда он избавлен от бедствий. Жестка трава под ногами телят. Она лучше всего!». [250]

Приходит вечер, коров выпрягают и награждают их пищей и добрыми словами: «Ху (красноречие) – у быков. Сиа (мудрость) – у коров. Накормите их поскорее!» [251]

250

Paheri, с. 3.

251

Petosiris, с. 13.

Собрав все стадо, его гонят к деревне. Плуги остаются на попечении пахарей. Если оставить плуги в поле без присмотра, неизвестно, найдут ли они их назавтра. Как говорит писец:

«Он не найдет ее (упряжи) на месте. Он будет искать ее три дня. Он найдет ее в пыли, но не найдет кожи, которая на ней была. Волки ее растерзали». [252]

Египтяне прикрывали семена землей не только с помощью плуга. В зависимости от местности они пользовались для этого мотыгой и заступом. Мотыга была не менее примитивной, чем плуг. Она представляла собой нечто вроде буквы А, одна сторона которой была гораздо длиннее другой. Мотыга изнашивалась еще быстрее, чем плуг, и крестьянину приходилось чинить ее по ночам. Но это его как будто не огорчало.

252

Bibl. eg, VII, 104 (Pap. Lansing).

«Я сделаю больше, чем велел господин, – говорит один работник. – Тихо!» – «Поторопись со своим делом, мой друг! – отвечает другой. – Ты освободишь нас вовремя!». [253]

На землях, долго находившихся под водой, от всех этих тяжких трудов избавлялись следующим образом: выпускали на засеянные поля стада. Быки и ослы были для этого слишком тяжелы, поэтому в древние времена использовали овец. Овчар с приманкой в руке вел за собой барана-вожака, а за ним устремлялась на поле вся отара. По неизвестным для нас причинам в эпоху Нового царства для этих же целей использовали свиней, которых Геродот сам видел на полях. [254]

253

Paheri, c. 3.

254

Hérodote II.14; Wr. Atl., I.

Опускание зерна в землю наводило египтян на серьезные размышления, точнее сказать – на мысли о погребении. Греки замечают, что в период сева они совершали церемонии, как при похоронах или в дни траура. Одни находили эти обычаи нудными, другие их оправдывали. [255] В дошедших до нас текстах времен фараонов, по которым я смог описать полевые работы сезона «перет», об этих ритуалах почти ничего не говорится. Пастухи, пригонявшие на поле своих овец, пели жалобную песню; она повторялась и когда овцы топтали сжатые колосья, разложенные на току:

255

De Iside et Osirise, 70.