Египетские вечера

Серова Марина Сергеевна

— Готовы, — хмуро сказал Андрей и наконец сел за стол. — На рубашке следы талька, идентичного тому, что на шланге. А отпечатки пальцев на твоей чашке принадлежат Воронежскому. Он опасный человек, и зря ты ничего мне не говоришь. Я могу посадить тебя за сокрытие важной информации.

— Кому принадлежат? — переспросила я. — Чьи отпечатки?

— Отпечатки Воронежского.

— А можно мне его фотографию посмотреть? — Голос отказался мне повиноваться, стал хриплым и еле слышным.

Мельников достал какую-то папку

из сейфа и положил ее передо мной.

— Смотри.

Я взглянула. Конечно, я искала на фото черты Быстрякова. Похож. Сразу, конечно, и не скажешь, но похож. Быстряков стал гораздо круглее, физиономия у него холеная. И выражение лица совершенно другое. Но если представить Олега измученным, сильно похудевшим и постаревшим, то это он.

— Правильно мне Галя говорила, что это я не за того его принимаю… — Я была просто шокирована.

— Кого?

— Ну ты сам-то посмотри внимательно на эту фотографию. Неужели не узнаешь? — пристала я к Мельникову.

— Да вроде бы нет…

А для меня все сразу встало на свои места. Значит, Быстряков и есть Воронежский. Каково! А я-то голову ломала.

— Мне пора, — сказала я.

— Таня, я тебя не отпущу, — серьезно сказал Андрей. — Это просто глупо. Зачем так рисковать? И почему ты ничего не хочешь рассказать мне?

— Я все тебе расскажу, но только позже. Это мое дело. Особенно сейчас, когда я узнала, кто такой Воронежский. Я сама должна разобраться. Ты не волнуйся, мне ничего не грозит. Он же думает, что убил меня.

Я резко встала и быстро, чтобы Мельников не успел ничего предпринять, вышла из его кабинета. В конце концов, мы не первый год знакомы, и Андрей прекрасно знает, что если я уперлась, то спорить со мной бесполезно.

На улице я села в «шестерку» и достала сигарету. На экране маленького приборчика мигал огонек. Это он. И сейчас я его найду. Вот только сначала перекурю.

И только потушив окурок, я нажала на педаль. Минут через тридцать, свернув на очередную улицу, я увидела машину Быстрякова. Или мне теперь называть его Воронежским? Я припарковалась подальше, чтобы он не заметил известную ему машину, и принялась ждать. Странно, что ничего не слышно в наушнике. Значит, Олег молчит. Да, вон он сидит в машине. Ждет кого-то.

Подъехали две черные иномарки. Быстряков вышел из своей и пересел в чужую машину.

— Ну, что вы нам скажете? — услышала я сквозь какой-то шум. Да, связь сегодня не ахти.

— У меня все готово. Я хотел бы закончить дело прямо сегодня, — голос принадлежал Быстрякову, но сильно изменился.

— Отлично. Давайте встретимся вечером на набережной. Привозите. Около стройки в одиннадцать. Сумма прежняя?

— Да. До встречи.

Быстряков вышел из черной иномарки, сел в свою машину и тронулся с места.

Значит, ты, Олег, или как там тебя, вечером собираешься продать вазу? Ладно, потерпим до вечера. Я знаю

место встречи, поэтому сейчас с чистой совестью могу отправиться поесть. Хороший обед еще никогда никому не мешал.

Я тоже нажала на газ. Свернула на проспект Мира и остановилась около кафе. Торопиться мне было некуда, и я спокойно и с удовольствием перекусила. Затем без всякой опаски поехала к себе домой. Приняла душ и переоделась.

Настроение, несмотря на то что все, казалось бы, подходит к концу, было не очень. Я достала кости и решила погадать еще разочек. Просто так.

Три двенадцатигранника упали на журнальный столик с легким стуком. Я посмотрела на результат. 33+19+8. «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».

Надеюсь, что не моя собственная. Впрочем, смертей уже достаточно. А может, косточки смерть в переносном смысле имеют в виду? Я посмотрела на часы и стала одеваться. Гадальные кости так и остались лежать на столике в том положении, в котором выпали.

Но перед выходом из дома я решила позвонить своей клиентке.

— Наташа, наше дело, кажется, близко к завершению. Завтра утром я к тебе приеду и все расскажу.

— Хорошо. Спасибо, Таня. Но ты хоть можешь сейчас назвать мне имя убийцы? — попросила девушка.

— Глеба убил Олег Быстряков. Устроитель выставки.

На том конце провода повисло молчание.

— Ты слышишь меня? — Я заволновалась.

— Да. Я слышу. — Наташа хлюпала носом.

— Все. До завтра.

Сев в «шестерку», я вспомнила о своей любимой «девяточке». Надо будет заняться ею всерьез, как только получу гонорар. Мне и Гольдфельд добавил, так что хватит и останется еще.

На встречу Олега с покупателями я приехала заранее. Машину поставила в одном из дворов, а сама невидимой тенью проскользнула на стройку. Спрятаться здесь было где. Подслушивающий аппарат я взяла с собой.

Примерно через полчаса подъехала машина Быстрякова-Воронежского. Затем снова две иномарки. Олег вышел, держа в руках сверток. Из иномарок вышли сразу трое. Они подошли к Олегу.

— Показывайте.

Я видела, как Быстряков развернул тряпку и подал им вазу. Какой-то старичок в очках стал ее рассматривать, ему светили фонариком. Потом он обратился к высокому мужчине в черном костюме и предложил ему его отойти в сторону.

О чем они говорили, я не могла слышать, потому что «жучок» был только на Быстрякове. Но о сути их беседы я вполне догадывалась: скорее всего старик говорил о том, что ваза — подделка.

Наконец отходившие присоединились к основной группе.

— Это не та ваза, — сказал тип в костюме.

— Да как не та? Не может быть! — возмутился Быстряков-Воронежский. — Я сам смотрел. Это она.

— А я говорю вам, что ваза ненастоящая. Нехорошо. Очень нехорошо обманывать. Мы думали, вы серьезный и деловой человек, а вы хотели нас кинуть.