Его дерзкий трофей
Шрифт:
В этот момент каждый из нас получает то, что ему нужно, поэтому, когда меня накрывает оргазм, Егор тут же кончает следом, сдавив меня в стальных объятиях и прижав к себе так тесно, что мне дышать нечем.
Я не знаю, сколько времени мы так сидим, дыша шумно и рвано. Мне кажется, я почти уснула. Это самый долгий день за всю мою жизнь.
— Забудь, всё, что я говорил тебе сегодня… — хрипит он мне в шею. — Я твой ручной мальчик, Цыплёнок…можешь всё себе забирать, тачку, квартиру…всё…
Смеюсь,
— Дурак…
Я слишком хорошо знаю, что Егор Благов не ручной мальчик. И мне от этого страшно.
Глава 33. Диана
Потирая кулаком сонный глаз, жду, пока вскипит вода в маленькой кастрюльке.
Чтобы не тратить время загружаю капсулу в кофемашину и нажимаю на кнопку. Я знаю, как работает кофемашина. Я когда-то подрабатывала в кофейне. Я много где подрабатывала, мама не хотела воспитывать во мне инфантилизм.
Зеваю и потягиваюсь, хрустя позвонками. Мышцы тянет то тут, то там. Особенно там.
Если…он захочет заняться сексом после…четырёхмесячного перерыва, это будет болезненно…
Наверное…
Закрываю глаза и упрямо гоню все мысли, в которых присутствует эта отвратительная цифра «четыре». Это будет не скоро.
Ещё только июнь…
И мне есть о чём подумать прямо сейчас. В десять приезжает моя мама. Она уже звонила. Она хочет меня видеть.
Я, разумеется, не буду от неё прятаться.
Я не знаю, чего от неё ждать…
Егор поедет со мной. Он спокойный, как удав, а я очень волнуюсь. Я не знаю, как обстоят дела с его родителями, но с моей мамой иногда бывает трудно иметь дело, потому что существует всеобщее мнение, и существует её мнение. Я пыталась ему это объяснить, но он просто поржал.
Сейчас семь сорок утра.
Мой армеец ушёл на пробежку когда ещё петухи не пропели.
Он не сова. Я тоже.
Вздыхаю, встречая первые пузырьки.
Делаю ложкой воронку и осторожно запускаю в воду яйцо, разбив скорлупу о край кастрюльки. Наблюдаю за тем, как сворачивается белок, образуя идеальный овал.
Вкуснятина.
В коридоре звякнули о полку ключи.
Моё сердце радостно затрепыхалось, по затылку поползли мурашки. Каждый раз, когда он где-то рядом, меня так плющит. А теперь ещё и это чувство защищённости, которое возникает, стоит только проговорить в голове заветное слово из четырёх букв.
Егор. Обожаю его имя.
Кусаю губу, прислушиваясь.
Идёт.
Смотрю на дверной проём, поправляя свой хвост-пальмочку.
— Тебе своей одежды мало? — громогласно объявляет он с порога, шагая, как Годзилла.
Мне кажется, я вижу, как дрожит воздух под напором его энергии.
Сама я расплываюсь в лучезарной улыбке.
Тихонько вздыхаю, осматривая свою собственность!
Мммм…
Мокрый с головы до ног.
На нём шорты и майка без рукавов, на шее болтаются беспроводные наушники, на щеках золотистая щетина, в волосах бардак.
— А тебе что, жалко? — дую губы, кокетничая.
На мне его футболка, потому что мне нравится носить его футболки.
— Ты потом еду из моей тарелки таскать начнёшь? — спрашивает он, проходя мимо, и невзначай прижимается носом к моей макушке, делая быстрый вдох.
Жмурюсь от удовольствия и счастья.
Провожаю его тоскливым вечноголодным взглядом. Он идёт к холодильнику. Мокрая майка облепила все выпуклости на его спине. Крупные лопатки, его гигантский позвоночник, бугры мышц. Морщусь. Это отвратительно.
Егор ловит мою гримаску, выхватывая бутылку из холодильника, и выгибает брови.
— Не понял?.. — ухмыляется он, поднося горлышко к губам и делая огромные жадные глотки.
Голубые глаза неотрывно скользят по мне. По ногам, волосам, лицу.
— Тебе нужно в душ, — говорю ему, изображая брезгливость.
Рядом с ним я не могу грустить. Просто не могу. Из него жизнь бьёт фонтанами. Я такого никогда не видела.
Он необыкновенный…
Мой…
Пряча глаза, осторожно достаю из воды яйцо пашот и укладываю это совершенство на подготовленный сандвич с авокадо и семгой, наслаждаясь натюрмортом.
Идеально.
Делаю надрез, выпуская желток, и сдвигаю тарелку в его сторону, намекая на то, что он может приступать, а сама берусь за своё яйцо, пропев ему:
— Приятного аппетита…
Егор утирает губы и подбородок ладонью и возвращает полупустую бутылку в холодильник. Закрывает его и медленно подходит к столешнице, снимая с шеи наушники. Смотрит на свой завтрак, потом смотрит на меня, стирая пальцем пот со лба.
Я снова морщусь.
Он нахально лыбится, демонстрируя ровные белые зубы, и спрашивает, проводя ладонью по своей мокрой майке:
— Потрешь мне спинку?
Из меня вырываются хихиканья.
Эти ужасные звуки теперь со мной всегда.
— Эмм…нет… — машу головой, разбивая скорлупу и отправляя яйцо в кипящую воронку. — Я тебе вчера терла…
Вчера мы полчаса провалялись в соляной ванной…
Взвизгиваю, когда он резко берет меня в плен, зажав между столешницей и своей грудью и кладя на неё свои мокрые ладони.
— Фуууу! — ору, шарахаясь, чтобы не дай бог не коснуться его нигде. — Ааааааааа! Не надо!
— Да не ори ты! — ржет он над моей головой, оставив между нами пару нервирующих сантиметров. — Я ещё не сделал ничего.