Его девственница

Пейдж Сабрина

Конечно, я также не знаю и то, каково находится в другой стране. Так далеко от дома я никогда не путешествовала.

Хотя я и знаю, что этот город не такой большой, как, например, Нью-Йорк, он все равно огромен для меня. Люди здесь движутся целеустремленно. Это совсем не похоже на Саус Холлоу, где все движутся в неторопливом темпе, будто они имеют все время в этом мире и им некуда спешить. Там вы не сможете пройти мимо кого-то, не остановившись, чтобы сказать «Здравствуйте!», «Как ваши дела?», «Мне жаль слышать о смерти вашего отца».

Здесь же, никто

даже не посмотрит вам в глаза.

Я должна поспешить на занятие. Оно начнется через 15 минут.

Вместо этого, я останавливаюсь здесь, прямо посреди всего.

Я чувствую себя потерянной, подавленной и маленькой. А внутренний голос ворчит на меня, что я не должна находиться здесь, что я не принадлежу этому месту. Я провинциалка из деревни, я недостаточно умна даже для того, чтобы найти свой класс, не говоря уже о том, чтобы учиться в нем.

Я стираю слезы с глаз. Насколько незрело плакать из-за того, что не можешь найти свой класс? Поворачивая направо, я направляюсь по тротуару, а затем резко останавливаюсь, когда понимаю, что нахожусь в противоположной стороне от той стороны кампуса, где должен находиться мой класс.

Как я могла так сильно разминуться? Я никогда не найду класс. Хуже всего, что это его класс.

Мистера Гейба.

Профессора Райана, поправляю я себя. Он больше не мистер Гейб.

И я уже не ребенок, хотя сейчас я и чувствую себя им.

Я чувствую себя совершенно не в своей тарелке и не хочу ничего больше, чем сбежать обратно домой в Саус Холлоу; в место, откуда мне хотелось сбежать еще с двенадцати лет.

Мысль о возращении в Саус Холлоу заставляет меня плакать. Я вот-вот начну это делать, когда крошечный пушистик смотрит на меня. Неряшливый той-терьер выпускает из пасти столь же миниатюрную палочку, прежде чем обнюхать мои ботинки и вновь выжидающе уставится на меня.

Нагнувшись, я чешу ему за ушком, прежде чем начинаю искать его владельца. На собаке надет леопардовый ошейник, и она явно ухоженная, но я не вижу имени владельца на бейджике ошейника.

– Ты чей, малыш? Как тебя зовут?

– Бенсон, - доносится громкий голос с соседней тротуарной скамьи. – Оставь девушку в покое.

– Не беспокойтесь, - отвечаю я, пока собака виляет хвостом и пытается отдать мне палку. Я слегка вздыхаю, когда его снова зовут. Я стою здесь и чешу собаку, пытаясь не расплакаться, хотя опаздываю на занятия.

Я правда взрослая, это точно.

Пожилой мужчина, сидящий на скамье, косо поглядывает на меня.

– Почеши его за ухом, и он будет преследовать тебя до самого дома.

– Хотелось бы мне его оставить, - с тоской говорю я. – Но насколько бы очарователен он ни был, я живу в общежитии, и думаю, руководство не слишком обрадуется собаке в комнате.

– Первый день? – спрашивает старик, прежде чем опустить взгляд обратно на скамейку. Шахматная доска балансирует на сиденье, и никто не играет с ним. Но он все равно

перемещает фигуру.

– Так заметно? – спрашиваю я.

Внезапно, один из студентов пересекает оживленную улицу и останавливается перед скамейкой. Он пристально смотрит на доску, даже не останавливаясь, чтобы снять наушники, прежде чем сделать шаг. Потом он кулаком слегка ударяет старика.

– Доброе утро, Берт, - говорит он, затем немного крутится вокруг и уходит в сторону кампуса.

– У тебя на лице написано, - посмеиваясь, говорит старик, глядя на доску. – Ты выглядишь словно Дороти, которая впервые очутилась в стране Оз.

– Я никогда не смотрела этот фильм.

– Никогда не смотрела «Волшебника из страны Оз»? – цыкает он, качая головой. – Вот они, дети нынешнего поколения. Ты никогда не смотрела классику, да?

Мои щеки красные. – Я знаю, что это за фильм, - заикаюсь я. – Я имею в виду, что слышала о нем, но мне никогда не разрешали смотреть его.

– Не разрешали? – прерывает он.

Я останавливаюсь в двух секундах от объяснения того, почему мне не разрешали смотреть этот фильм. Там была ведьма, поэтому мой отец был убежден, что это дьявольское произведение. Но это звучит безумно, а если я скажу это вслух, этот незнакомец подумает, что я только что приехала сюда из психушки, а не из маленького городка. Так что, вместо этого, я прочищаю горло. – Вообще-то, я немного заблудилась.

– Да, я это уже понял, - говорит он. – Ты не городская девушка, это уж точно.

Я прохожусь ладонями по юбке, пытаясь отвлечься от смущения. Я выбрала наименее консервативный наряд из всех, что у меня есть для первого дня учебы, но ясно, что даже это платье кричит: «Тебе здесь не место».

– Нет, я не городская, - признаю я.

– Ну, это не плохо, - говорит он, хмуря брови, пока снова фокусируется на доске.

Шахматы – это то, о чем я немного знаю. Мой отец запрещал мне играть в видеоигры, смотреть телевизор или слушать музыку, но он научил меня играть в шахматы. Он считал это «подходящей игрой». Так что, несмотря на то, что я опаздываю и должна поспешить, а лучше уже быть в противоположном направлении от этого места прямо сейчас (в любом направлении, если там расположен английский отдел), я не могу отказать себе.

Я наклоняюсь над скамейкой и двигаю коня. Когда Берт смотрит на меня, я прикусываю губу, чувствуя себя довольно глупо.

– Извините, я на самом деле не знаю, что делаю, - лгу я. – Я не пыталась прервать вашу игру или что-то в этом роде. Мне нужно найти дорогу до моего класса.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, прежде чем старик накричит на меня за перемещение фигуры на его шахматной доске.

Но он не кричит. Вместо этого он зовет меня. – Эй, Дороти. Куда тебе нужно попасть?

Когда я разворачиваюсь, Бенсон подбегает ко мне, трется вокруг моих ног и запутывается в моей юбке. Он ложится на спину и рычит на материал, который, по его мнению, явно пытается напасть на него.