Его дикое проклятие. Царство теней. Книга 2
Шрифт:
Или свою наивность.
Или мою невыносимую вину.
Воистину я превзошла себя. Раньше я подвергала опасности своих друзей. Сегодня я уничтожаю того, кого люблю.
Несколько недель назад на окне было изображение мюра, северного ветра, который вместе с воинами немийской гвардии сражался против огромного кровожадного саблерога.
Теперь воины, саблерог и мюр исчезли. Разноцветное стекло выбили, а под окном к стене приделали своего рода карниз, словно вырастающий из нижней части проема, достаточно широкий, чтобы на него можно было встать.
В тот день, когда я увидела это в первый раз,
– Он освободится, – сказала я Вике, Десмонду и Кадизу, веря в каждое слово. Это только цепи. Ему достаточно напрячься, и он вырвет их из стен. Он же…
Ясные и глубокие глаза подруги были полны чувства вины, когда она возразила:
– Он стоит там уже восемь дней, Лэйра. Он пытался вырваться, многократно пытался. Но у него не получается.
Мое сердце превратилось в камень. Ледяной тяжелый камень с острыми краями, о которые я порезалась, осторожно попытавшись до него дотронуться.
День за днем прошло больше трех недель, а он стоял все там же. Руки над головой в железных кандалах, тело прикрыто лишь разорванными штанами и лохмотьями изношенного мовлэ. Они приковали его на карнизе, обрекая на смерть, но не знали, что Повелитель дэмов может страдать от боли и ран, но не умрет ни от голода, ни от жажды, ни от унижения.
Он давно больше не пытался освободиться.
Но теперь уже несколько дней мне казалось, будто сердце осторожно пробует биться. Потому что у нас был план.
Я увернулась от торговца, который так тяжело нагрузил осла, что бедное животное шаталось от каждого порыва ветра. Из-за этого я заметила Вику, только когда она уже подошла ко мне.
– Лэйра! Лэйра, я здесь! – она поспешила ко мне, приветственно обняла и взяла под руку. Во время нашего путешествия в Алсьяна-Дэра ее лицо покрылось сетью шрамов, и она стала носить свои пшеничные кудри, которые раньше практично завязывала узлом на макушке, только распущенными, чтобы они как можно больше закрывали лицо. Конечно, ее все равно узнавали, но это была забота двух охранников, которые по велению родителей Вики ходили за ней по пятам. По крайней мере, они так и не узнали, что она тогда путешествовала со мной. Иначе нам никогда больше не разрешили бы встретиться. В общем, ее родители смирились. В конце концов, больше не было тайной, что я скоро стану супругой Десмонда эс-Йафанна, а значит, я снова оказалась подходящей подругой для их дочери. Но они не знали ни о том, что мы пережили вместе, ни о том, что мы обсуждали, встречаясь с Десмондом.
Сегодня Вика нервничала больше, чем обычно. Она увлекла меня на боковую улочку, где в дверных проемах топтались дешевые девушки, недоверчиво поглядывая на нас. Женщины никогда не заходили сюда, а если и заходили, это не сулило ничего хорошего.
– Что-то случилось? – шепотом спросила я Вику. Я пришла вовремя. Обычно мы заходили в таверну только ранним вечером, потому что тогда мы не так бросались в глаза среди множества посетителей, которые приходили и уходили. Но, поскольку Йеро больше не было с нами, я хотела к вечеру вернуться в деревню, чтобы защищать ее.
– Нет, – ответила Вика, но ответ прозвучал слишком быстро. – Я просто заметила здесь знакомую и не хотела, чтобы она задержала нас со своими бестолковыми
Она хотела мне только добра, и я заставила себя улыбнуться. Я никогда не давала ей понять, как тревожно мне было каждый раз покидать деревню. Йеро надолго задержался с нами, помогая расправиться с дэмами, которые бродили по лесу вокруг. С тех пор, как он отправился на поиски своей семьи, я осталась одной из немногих, кто еще мог защитить деревню. Дэмы отняли немало жизней, и выжившие – среди которых, слава горам, была и моя мать – страдали оттого, что большая часть скота погибла, а посевы были затоптаны. Помощь со стороны князя была в лучшем случае ограниченной, и даже так ее называли помощью лишь подлизы и угодники.
– Мама храбрая, – уклончиво ответила я. – Ей всегда становится лучше, когда приходит тепло.
Вика сжала мою руку:
– К осени у нее уже будет комната с камином в замке.
Но ее слова снова принесли мне скорее страх, чем утешение. В этом замке, где Аларик страдает день и ночь, мне придется жить?
– К тому времени мы его уже освободим, – прошептала Вика. Наверное, она ощутила, что у меня на спине выступил пот. – У Кадиза и Десмонда есть хорошие новости.
– А если у меня их нет?
Я должна была вернуть себе полную власть над колдовством. Однако с той ночи, когда Аларик с помощью магии Алсьяна-Дэра и моей собственной сделал себя Повелителем дэмов, магия будто испуганно пряталась от меня. Я еще ощущала ее колебания, обоняла ее, чувствовала ее на вкус. Но если я хотела ее использовать – воздействовать на нее, – меня тут же охватывала беспомощность, словно ребенка, от которого требуют читать и писать, хотя он не выучил ни единой буквы.
Я пыталась ухватиться за магию, пыталась охватить ее своим сознанием, но она вырывалась на свободу или следовала моей воле лишь вынужденно, чтобы как можно быстрее высвободиться снова.
Сначала я была ей за это почти благодарна. Быть может, думала я, моя задача исполнена. Немия спасена, а Аларик пусть и потерян для меня, но, по крайней мере, обречен на ту участь, которую выбрал сам. Он решил стать Повелителем дэмов, чтобы защитить нас всех.
Возможно, я должна это принять и однажды понять, что наше расставание было предопределено. Тогда зачем же мне магия?
Я сомневалась, что мои чувства имеют для судьбы какое-то значение. Чего стоит пара разбитых сердец по сравнению с благополучием целого народа?
Но тогда, когда мой рассудок наконец стал близок к тому, чтобы принять этот порядок как данность, когда сдержанная немийка во мне наконец взяла верх и я почти поверила, что это проклятое разрывающееся от боли сердце сможет продержаться еще немного, в низинную деревню пришел посланник.
Он был одет в цвета рода эс-Ретнея, и я ощутила болезненный укол оттого, что он даже не выделил меня взглядом среди других жителей деревни – и никогда не стал бы этого делать. Отец так и не узнал, что я подлинная наследница рода. Кроме меня и лжеца, личность которого была мне неизвестна, только один человек мог разгласить истину: Аларик Колэ. Но он теперь правил страной безумия, ужаса и желаний.