Его грешные пути
Шрифт:
Войдя в комнату, он осторожно положил ее на середину кровати. Гленда уже давала приказания прибежавшей вслед за ними служанке.
— Нам потребуются свежая рубашка для Мередит, горячая вода и пеленки для младенца…
Мередит хотела было сказать, что в такой спешке нет необходимости, но у нее перехватило дыхание от сильнейшей боли, словно железным обручем опоясавшей ее тело.
Когда боль отпустила, она увидела, что Камерон подвинул кресло к кровати.
— Уж не собираешься ли ты здесь остаться?
— Тебе изменяет
— Я тебя не держу. Можешь уйти, — властным тоном заявила она, потому что все еще не собиралась прощать его.
Он положил руку на ее живот.
— Не могу, — просто сказал он. — Я буду присутствовать при рождении моего сына.
Она оттолкнула его руку. Ей хотелось завизжать во все горло. Черт возьми, он умеет вывести человека из себя!
— Ты не будешь присутствовать при рождении моей дочери!
— Если ты хочешь, чтобы я ушел, то прогони меня.
— Я не хочу, чтобы ты находился здесь, — сказала она, тяжело дыша, — потому что ты считаешь меня предательницей, способной отравить своего мужа. Поищи предателя в своем ближайшем окружении, потому что я этого не делала!
— Помолчи, — приказал Камерон, теряя терпение. — Побереги силы, тебе они еще пригодятся.
Много он знает…
Хотя Гленда уверяла их обоих, что первые роды могут тянуться на несколько часов, боли при схватках вскоре стали еще острее, и Мередит с облегчением вздыхала, когда боль отступала. И вот когда она начала думать, что все не уж страшно, что боль нельзя назвать непереносимой , что вообще родить ребенка гораздо легче, чем она опасалась, боль достигла такой силы, что она едва не закричала.
Гленда раздраженно поцокала языком.
— Мередит, не надо сдерживаться, от этого становится еще больнее. Я, например, орала во все горло, так, что, наверное, было слышно за перевалом.
Мередит откинулась на подушки.
— А я не буду, — с трудом переводя дыхание, сказала она. — Пусть даже я слаба во всем остальном, в этом я не проявлю слабости…
— Мередит, черт возьми, перестань болтать всякий вздор! Ты сильная, ты гордая, ты отважная — не хуже любого горского воина! — услышала она голос Камерона.
Она открыла глаза, затуманенные болью, и увидела его. Несмотря на строгий тон, он смотрел на нее с нежностью.
— Почему ты все еще здесь? — спросила она. Его губы дрогнули в улыбке.
— Видишь ли, милая, ведь ты еще не родила моего сына.
— Мою дочь! — поправила она его, сверкнув, глазами. Он наклонился и поцеловал ее капризно надутые губки.
— Ну и характерец у тебя, милая!
Она скрипнула зубами.
— Хорошо тебе шутить! Был бы ты на моем месте, то не веселился бы!
— Был бы я на твоем месте, то не вел бы себя так храбро, как ты!
Она сердито взглянула на него, вернее, попыталась это сделать. Как ни странно, его слова ободрили ее. И не только слова, а само его присутствие,
Стемнело. Толстые свечи отбрасывали на стены дрожащие тени. Гленда, да благословит Господь ее доброе сердце, старалась ободрить ее, говоря, что теперь уже недолго осталось ждать… однако мучительные схватки не прекращались, следуя одна за другой. Теперь к боли добавилось мощное давление изнутри. В короткие периоды между схватками она откидывалась на подушки — дрожащая и взмокшая от пота.
Гленда приподняла подол ее рубашки.
— Ой, Мередит! Уже показалась головка. Как только снова начнется схватка, ты должна тужиться.
Мередит слышала ее слова как в тумане. Ей хотелось крикнуть, но не было сил. Она так измучилась, что, казалось, больше уже ничего не могла бы сделать.
— Мередит! — Резкий мужской голос вывел ее из забытья. — Ты слышишь, милая? Ты должна взять меня за руки и тужиться.
Она поморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на его грозной физиономии.
— Почему ты сердишься? — тоненьким голоском пискнула она. — Ты всегда на меня сердишься. Как же я, глупая, сразу не догадалась? Это потому, что я из клана Монро.
Он взглянул на ее распухшие, искусанные до крови губы, на спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, влажное от пота, измученное лицо, и у него защемило Н пдце. Наклонившись, он взял ее лицо в свои ладони.
— Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. — Он глубоко вздохнул. — И Бог свидетель, я люблю тебя.
Боль была такой сильной, что, казалось, ее тело вот-вот разорвется пополам. Она вцепилась ногтями в ладонь Камерона и, запрокинув голову, закричала.
Младенец выскользнул прямо в руки Гленды.
— Парнишечка! — радостно всхлипнула она и прослезилась. — Мередит! У тебя родился чудесный здоровенький сын!
Мередит повернула голову к Гленде, пеленавшей ее сына. Она увидела маленькое красное тельце, влажные черные волосики на головке и услышала тоненький, похожий на мяуканье крик. Следовало бы знать с самого начала, что Камерон всегда своего добьется. На ее губах появилась дрожащая улыбка. Такой радости она еще никогда не испытывала. У нее родился сын! И она забылась сном.
Камерон, еще не вполне опомнившись от пережитого, поднялся со стула. Он понимал, что все позади, но еще не до конца верил в это. Он осознал, что все это ему не приснилось, только тогда, когда улыбающаяся служанка вручила ему крошечный сверток. Он стоял, боясь шевельнуться, не решаясь даже дышать, потому что столь драгоценной ноши, как этот ребенок, он еще никогда не держал в руках.
Он увидел розовые щечки, дуги черных бровей над темно-голубыми глазками, черные, как у него, волосы… Малыш скосил глаза, скривился и заплакал.