Его искали, а он нашелся

Kadavra Avada

Быть божеством - это не только оло-ло пыщ-пыщ всемогущество, всесилие и крутизна невероятная. Каждый раз идя против своей природы, того, что когда-то и сделало божество Богом, что дало ему Вознесение, Возвысило на вершину, они сами себя калечат, отказываясь от частички себя. Каждый раз они оставляют незаживающую рану, которая никогда не исчезнет - вернуть силу можно, можно восполнить утрату части благодати и максимального ее резерва, снова наработать утерянные проценты эффективности молитв. Но никогда не выйдет забыть момент своего позора, когда вынужден был склонить голову перед обстоятельствами - окажись то чужая сила, злая воля или собственная жадность.

Будь

я просто невиновным, но все еще призванным, все еще злым террористом для всего мира, то это была бы легкая царапинка, мелкая неприятность, а выгода от моей гибели или даже пленения всей нашей команды перечеркнула бы этот урон природе своей широким росчерком. Но после того, как я прошел самое тяжелое из возможных испытаний, великий приговор, выданный лично самим Гримментреем и под его эгидой приведенный в исполнение, отмахнуться от меня не выйдет, слишком дорогой выйдет цена. Может быть, будут сложности, дополнительные требования, давления и диалог, торг наконец-то, но это кратно лучше обещанного ранее последнего поединка в честь падшего меня.

– Этого я не ожидал, признаюсь.
– Почти нормально, но совершенно нечитаемо в лице и ауре говорит жрец, не спеша сближать дистанцию после моего прыжка к почти ударившей Дарящей, что сейчас снова сжалась пружиной у меня за спиной.
– Вижу, предания древние не лгали, когда говорили о тебе подобных. Что же, тем лучше быть целиком готовым к проявлению природы Оков Лишенных...

Ответить не успеваю, так как за спиной, помимо мрачной готовности к бою, раздался негромкий, но очень хорошо слышный смешок. И тут же повторился, чуть громче, заставив меня развернуться на носках, осуждающе посмотрев на Тарию... которая сама недоуменно скосила глаза в сторону, стараясь не выпускать незваного на этот сабантуйчик Иерема из-под прицела Валериума. А смешок принадлежал не ей, а едва сдерживающей смех Тиа, чьи глаза, - только их из-под тканевой маски и видно было, прямо сочились искренним веселием, что в переводе на ее характер значит гомерический хохот и подступающую истерику. Однако, нехило ее накрыло интоксикацией и флеровым поражением, если контроль над собой не держит.

– Прошу прощения, просто ваши слова, святейший Стайр, для пережившей некоторое количество времени в компании "ему подобных" меня, невыносимо смехотворны в своей наивности.
– Голос вроде нормальный, но сам факт подобного вмешательства в разговор и разрыва боевого порядка тоже красочнее некуда.
– Еще раз приношу извинения, битва далась мне не даром, и я невольно позволяю себе слишком многое.

Пауза, после которой мы оба делаем вид, что ничего не видели и не слышали.

– Я могу отпустить тебя и, видит Небо, я закрою тебя и людей твоих от взоров чужих.
– Ему, как мне кажется, неприятен этот разговор, причем не из-за того, что я их обоих поимел, несмотря на божественность второго, но еще и потому, что их мои слова задели за живое, тоже обоих.
– Но, если ты желаешь вытащить еще и Палача Осени и ручное чудовище, тебе придется воздать по справедливости.

Это самое пафосное, величественное, помпезное и возвышенно-поэтичное требования взятки, какое я только встречал за обе свои жизни, признаю не без восхищения, но с долей негодования. Ну, никто не думал, что будет просто, да и на торг я рассчитывал с самого начала, если честно. А если совсем откровенно, то даже уже предложенное "забесплатно" вышло куда большим, чем я рассчитывал выторговать за тот же мифический ковыряльник, замотанный в мой плащ.

– Добавь сюда проход еще и для одержимой,

ее, кстати, нужно считать за одну единицу, а после называй свою цену.
– Больше всего моему выпаду удивился не жрец, а сам предмет спора, изрядно охренев, ведь уж она-то точно знала мое к ней отношение.
– И я сам выберу точку, к какой ты нас выведешь, отдельно уточнив об отсутствии там засад, наводок, меток и прочих нехороших вещей.

В ответ в меня впился вновь засверкавший взгляд чистой синевы, а сам священник впервые за все время пустил в свой голос тихо тлеющий, но очень опасный, будто бездонный водоворот, гнев.

– Послушай сюда, мальчик.
– Теперь от былой собранности, обманчивого спокойствия и добродушия не осталось даже следа.
– Ты многое себе позволил сказать, многое изволил сделать, по праву получив прощение дарованное тем, кто надо мною и тобою. Если Он признал приговор свершившимся, то приговор свершился. Ты сказал опасные вещи, бросил то обвинение, какое не стоило бы даже ветром утренним шевелить, но на то у тебя право было. Права сомневаться в слове Его и моем у тебя нет. И если ты себе подобное позволишь, то я из тебя все твое дерьмо прямо здесь и выбью. Веришь мне?

Эк, однако, его задело, прямо перешел на речь попроще, в которой отчетливо видны затертые длительным обучением обороты сленга какой-то гопоты, судя по подсказкам ясновидения, сленга сельского, причем еще и устаревшего по меньшей мере на век. И вот сейчас я точно понял: попробую схохмить, точно придется драться и плевал он на нарушения собственного суда, потому что если оправданный прямо в зале пошлет судью нахер, то боженька ему судья. Вот этот самый, да. В общем, оставалось только молча кивнуть, сдерживая рвущийся с языка яд слов и намеков, потому что наглеть не стоит и сейчас я, как ни крути, зависим от этого дяденьки дальше некуда.

– Вот и ладно.
– Словно и не было вспышки гнева, он вернул себе беззаботный и непрошибаемый вид.
– Только позволь мне дать совет, почти дружеский...

– Даже если она тварь, изверг и мерзость неописуемая, даже если я сам ее удавлю минутой позже, но она моя мерзость, которая пришла сюда за мной и со мной.
– Вот здесь молчать и позволять себя поучать я точно не дам, потому что иди нахер, вот почему.
– А значит мне ее и отправлять в небытие, а не тебе или кому-либо еще.

– Любая внушенная извергу верность хрупка, словно ломкое стекло на морозе Грядущей Стужи.
– В отличие от сомнений в честности воплощения Справедливости, жесткий ответ его не оскорбил, не удивил и не пошатнул уверенности.
– Ты можешь считать ее путы надежными, на деле они столь же иллюзорны, как ее смирение и вызываемое им доверие. Мне было бы обидно потратить столько сил, личного времени, какое я должен бы проводить не здесь и не с тобой, чтобы подарить твою душу осколку Пекла в ее лиц...

– Ты сейчас серьезно?
– Похоже, я переоценил его глазки, как минимум, в плане оценки моего кольца, иначе он бы говорил совсем иначе, но ведь и он смотрел в первую очередь на меня, а не на артефакт, да и природу его до конца не осознает.
– Доверие? К ней? Сейчас уже я могу обидеться за такой намек.

– Твой выбор.
– Вообще не прореагировав и даже не попытавшись убеждать меня дальше пожимает плечами верховный клирик.
– Тогда вот мое слово. Я обязуюсь...

– Апчхи!
– Что он там обязуется я не услышал, потому что Тария вдохнула немного пыли и звучно чихнула, с трудом удержав Валериум направленным на Стайра.
– Что? Здесь очень пыльно!