Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Другое дело, что я сам не сильно понимаю, что именно в моем поведении его сбивает с толку. Даже сам факт осознания приходит от свойства Насмешника, улавливая что-то эфемерное, неясное, видя следствия, но не первопричину, и это тоже бесит, даже сильнее присутствия жреца.
– И чего же ты предложить желаешь?
– Я, в принципе, догадываюсь, но продолжаю беседу, хотя и знаю, что он тоже понял мои догадки.
– Что возьмешь за свое участие? Чем уравновесишь?
Последний пассаж вызывает опасный прищур в целом глазу, да и второй уже потихоньку заживает, как и вся половина лица, превращенная кем-то в отбивную. Неясно чем, но этот
– Шансом.
– Сбрасывает всякую благодушность стоящий пред мною, показывая, уведомляя, донося свою неотвратимость до моего ума.
– Если не для тебя, Призванный, то для того, кто спас мою жизнь и паству Владыки моего.
Смех, чистый, звонкий, совсем не похожий на визгливый скрип истерящей в агонии помеси дверной петли и гиены, каким выходит смеяться у меня. Будто улыбнулось само Небо, чистое и прощающее каждого, от подонка до святого, принимающее всякого, от великого, до ничтожного. Смех заливистый, почти счастливый и в некотором отношении, признаюсь, даже более пугающий, чем безальтернативная ненависть хохочущей Тени.
– Мне он не нужен, святейший.
– Если я силу в голос пускать не стал, то Лосий сдерживаться не захотел, не смог или не посчитал нужным, давя планарщиной в полный рост.
– Свой выбор я сделал уже давно.
Улыбнулся и жрец, грустно и понимающие, причем, я уверен, не наигранно, хотя доля театральности в этом и была. Так улыбается состарившийся ветеран, смотря в след уходящей за горизонт колонне рекрутов, еще верящих в боевую славу и великие свершения, не зная, сколько из них уже никуда не придет, никогда не вернется. С его возраста, а клирик, несмотря на относительно молодой вид, действительно стар, он право так смотреть и улыбаться имеет. И как раз эти слова Лосия он точно предвидел, стремительно возвращаясь в свое любимое равновесие, обретая все ту же уверенность в предначертанном им же исходе.
– Все мы делаем выборы, и они же делают нас нами.
– Не торопясь, демонстративно показывая отсутствие злых намерений, жрец снимает с пояса странную загогулину, будто две восьмерки наложенные друг на друга, отлитые из немного синеватого металла.
– И за каждый из них приходится платить. Тебе, мне, всем нам, Призванный.
Глаза Героя сбоят, почти слезятся от попыток посмотреть статус этого, несомненно, артефакта, а уж как напряглись стоящие за моей спиной Тиа и Дарящая, словами передать будет затруднительно. От украшения веет даже не опасностью - могилой, горной лавиной, которую остановить не выйдет, лишь молиться и переждать, надеясь, что тебя не раздавит. Если все же дойдет до драки, то первым делом нужно будет не дать этой побрякушкой воспользоваться, иначе все, совсем все, прямо финиш, досрочная концовка.
– Я тоже умею задвигать всякую философию с умным видом.
– Несмотря на все возрастающее напряжение, мне, наоборот, с каждым мигом все веселее и спокойнее, пусть то даже и спокойствие покойника, с каким, бывало, шагали под танки с одной гранатой.
– Иногда даже удается притвориться умным. Меня другой вопрос волнует: ты нас нашел-то как? То есть, что проследил за моим соратником, это ясно, но я ведь не заметил слежки.
Снова пауза, снова ощущение, будто
– Если бы ты меня заметил, иномирянин, вот тогда бы и пришел знак того, что пора бедняге Иерему на покой.
– Как и я сам, он ведет себя беззаботно, словно с коллегой на перекуре переговаривается, только скрыть свое напряжение до конца не способен или, может быть, просто не желает.
– Связь его клинка и той, кого он освободил, пока еще слишком крепкая, несмотря на то, что Крылатую Деву изгнало в Небеса. По этой связи я и прошел, с Его помощью, будто по ниточке путеводной. Со временем этот трюк работать перестанет, сместятся оси восприятия, но мне, как видевшему момент падения ее в Небо практически вблизи, подобная техника труда не составила.
Ответ честный, подробный и при этом абсолютно ничего не сказавший, зато обтекаемый, словно обшивка космического шаттла. Интересно, он сейчас сложность этого трюка преувеличил или преуменьшил? И спустя пару месяцев, проведенных нами вдали от цивилизации, он такого повторить уже не сможет, или это он хочет, чтобы я так думал? Как, однако, трудно играть против кого-то вне твоей лиги - я привык быть сильнейшим ясновидцем в комнате, не уступая даже целым кругам Зрящих, да только сейчас уже сам кажусь себе новичком, вышедшим против профи и пытающимся не опозориться.
– Выбор у тебя невелик, скажу откровенно.
– Все та же слегка грустная улыбка на постепенно заживающем лице, только под ней лишь холодный оскал чужой воли и полной уверенности в своей правоте.
– Ты и сам это понимаешь, а я лишь озвучиваю. Твои деяния оценены, взвешены и сочтены достойными этого разговора, а не смерти подобно скоту на бойне, под сталью проявившихся Клинков. Я могу лишь дать шанс твоим людям, пообещав им возможность уйти, а также дать тебе последнюю твою битву, Герой.
Однако, как он красиво определил кому шанс подарит, а кого сразу нахер - только людям, не чудищам, тварям или эльфам. Это даже логично, ведь Тиа спасать - сравнимо с выстрелом себе в ногу, как и помогать мне родимому. Она, как бы, убила кучу важного для Империи народа даже без учета Второго Принца, но уж тот ее теракт никакое участие в последней битве не искупит. Максимум, позволят яд принять, после обстоятельного допроса, а не запытают в казематах, да и то не факт, ведь может и найтись желающий попрактиковать на ней хоть ту же рабомантию.
Гестия уже к твари ближе, чем к чудищу, настолько ее развезло после выеденного котла, каким было покойное Косновение, разорви ему хлебало... хотя, чего это я, уже разорвало, причем моими же руками. Это для меня она соратник, которого я выбрал и которого буду считать своей даже сейчас, но для жреца бывшая Раймель, всего лишь заарканенная каким-то подчинением опасная хрень, которую убивать-то нужно просто из чувства самосохранения. О милашке дьявольской, нынче пребывающей в облюбованном для себя теле культистки, я и говорить не желаю - и сам бы с радостью от нее избавился бы.