Его изумительный поцелуй
Шрифт:
Конечно, это была всего лишь одна из ее нелепых фантазий. Вроде той, которая заставляла Поппи верить, будто мистер Хантингтон-Смит влюбился в нее по уши, ибо вернул ей зонтик после того, как порыв ветра вывернул его наизнанку и выхватил из ее рук. Да и с чего бы такому великолепному мужчине, как Фарук, дважды смотреть на такую простушку, как она, не говоря уже о том, чтобы целовать ее, когда целая стая экзотических красоток так и кружится вокруг него? Между прочим, возможно, что в это мгновение он нежится в постели с одной
Разочарованно вздохнув, Поппи снова нацепила очки на нос и открыла лежавшую у нее на коленях книгу. Ни к чему позволять этим меланхоличным раздумьям портить такое прекрасное утро.
Однако едва Поппи начала читать, как зловещая темная тень упала на страницу.
Подняв глаза, Поппи увидела Фарука, сердито смотревшего на нее. Его суровое лицо скрыло солнце, как грозовая туча.
Зато сама Поппи, не в силах сдержать себя, радостно заулыбалась султану.
— Доброе утро, ваше величество! — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз увидеть вас здесь!
— Это мой сад, знаете ли! — бросил Фарук.
— Разумеется, мне это известно. И весь дворец тоже ваш. Да что там дворец — вся провинция также принадлежит вам!
Султан продолжал смотреть на нее из-под своих густых и черных как вороново крыло бровей не моргая. А ведь Поппи знала, что этот человек умел улыбаться. От него так и исходило очарование, когда он смотрел на Кларинду. Или на любую другую женщину.
На любую — кроме нее.
Наступило неловкое молчание. Наконец Фарук сказал:
— Это место всегда было моим любимым во всем саду.
— Моим тоже, — с готовностью подтвердила Поппи.
— Мне нравится приходить сюда рано утром. Чтобы побыть тут в одиночестве, — добавил он многозначительно.
— О! — Неожиданно Поппи стало очень трудно удерживать улыбку на лице. Она потянулась к ручке корзины, стоявшей рядом с ней на скамейке. — Я не хотела вам мешать, — сказала она быстро. — Думаю, мне следует уйти.
— Нет! — так свирепо рявкнул Фарук, что Поппи подскочила. Книга соскользнула с ее колен и упала на землю.
— Что вы читаете? — спросил он, когда она наклонилась, чтобы поднять ее.
С растущим смущением Поппи показала ему книгу с золочеными буквами, вдавленными в кожу обложки. Но когда Фарук с еще более яростным выражением лица взглянул на книгу, его шея с напряженными жилами резко покраснела.
— Боже мой! — вскричала Поппи. Ее лицо тоже залилось краской, когда она догадалась, в чем дело. — Вы не понимаете написанное по-английски! Простите меня, пожалуйста! Я решила, что раз уж вы провели все эти годы в Итоне…
— Я могу читать, — перебил ее султан. — Но я не могу видеть.
— Прошу прощения?..
К удивлению Поппи, Фарук протянул к ней руку и осторожно постучал указательным пальцем по проволочной оправе ее очков.
— Когда я учился в Итоне, у меня была пара очков, чтобы я мог нормально заниматься, — объяснил он. — Но когда
Поппи и представить себе не могла, каково это — лишиться любимых книг и скандальных газет из-за того, что попросту не в состоянии их прочитать. Да она бы не выжила в семинарии мисс Трокмортон, если бы у нее не имелось возможности погружаться в чтение на несколько драгоценных часов после того, как остальные девочки ложились спать. Не один раз она чуть не устраивала пожар в спальне, когда прятала под одеялом лампу.
— По-моему, ваш дядя весьма непредусмотрителен, — вымолвила она. — Мне кажется, что отсутствие возможности увидеть подкрадывающихся к вам врагов — куда большая слабость. — Переживая за Фарука все больше и больше, Поппи сорвала с лица очки и протянула их ему.
Несколько долгих мгновений султан молча смотрел на очки, а затем неохотно взял их в руки. При этом их пальцы соприкоснулись, и она почувствовала, что жар его кожи составляет резкий контраст с прохладной оправой ее очков.
Фарук стал цеплять дужки очков за уши, и Поппи едва удалось спрятать улыбку. Он был слишком хорош собой, чтобы походить на одного из тех профессоров, которых ей доводилось встречать. Однако, без сомнения, очки придавали ему важности и достоинства, более подходящих барристеру или члену парламента, чем страстному марокканскому султану.
Понимая, что глазеть на него бестактно, Поппи все же не могла удержаться и буквально пожирала Фарука взглядом. Если только капитан Берк сделает то, что задумал, они очень скоро уедут из дворца, и она никогда больше не увидит султана.
— Вот, — сказала она, рассеянно протягивая ему книгу.
Но Фарук не смотрел на книгу. Он смотрел на нее.
— Что такое? — тихо спросила Поппи, испугавшись того, что в очках он разглядел какой-нибудь ужасный ее недостаток. Неужели она забыла напудрить утром нос рисовой пудрой? Или, может, надела платье задом наперед? А вдруг именно сейчас он осознал, что она вовсе не такая хрупкая и грациозная девушка, как Кларинда, а женщина, которой всегда было трудно отказаться за ужином от лишней порции напитка из сливок с вином, сидром и сахаром?
— Ваши глаза…
Поппи недоуменно заморгала.
— А что с моими глазами?
— Они лавандового цвета.
С облегчением убедившись в том, что между передними зубами у нее не застрял кусочек сладкого лакомства, Поппи беспечно махнула рукой.
— Не говорите ерунды! У моих глаз цвет обычного барвинка. Моя бабушка, живущая в Котсуолдсе, всегда выращивала барвинок в своем саду. Вот откуда мне известно название этого растения.
И когда Поппи во второй раз протянула султану книгу, он взял ее и с нескрываемым интересом взглянул на обложку.