Его любимая девочка
Шрифт:
Мда, это у нас с сестрой все, оказывается, ещё неплохо… Мои мысли о наболевшем прерывает музыка из колонок.
– Начинается, - толкает меня в бок Катя, и мы переключаем свое внимание на сцену.
Торжественная часть «линейки» длится недолго. Ректор говорит приветственное, как и полагается в таких случаях, помпезное слово. Дальше выступает парочка проректоров, какой-то мужчина рассказывает о пожарной безопасности, напоминая, что за прослушанную информацию нужно обязательно расписаться в журнале, творческие
– Хочу на театральный записаться, - шепчет мне на ухо Катя.
– Пойдёшь со мной?
– Не знаю, - пожимаю плечами.
– Можно, наверное.
Спустя сорок минут, очередь доходит до выдачи студенческих. Мы с Катей внимательно ждём свои фамилии и, наконец, получив заветные синие книжечки, позволяем себе немного расслабиться в общей суете.
После освобождения из жаркого актового зала мы, как порядочные студентки фотографируем расписание и даже успеваем проинспектировать столовую, выпив по стаканчику вонючего кофе.
– Давай завтра перед парами встретимся?
– предлагает моя знакомая и открывает дверь, пропуская меня на улицу первой.
– Давай, - успеваю я отозваться и тут же замираю, увидев, как на парковке останавливается красная спортивная машина. К ней тут же со всех сторон стекаются парни и девушки. Торжественно так, будто Ричарда Гира встречают или Джулию Робертс. Только без транспарантов.
Я чувствую, как по позвоночнику прокатывается волна нервного холода. Этого же не может быть? Мало ли на свете богатых людей на красных машинах. Но какое-то шестое чувство подсказывает мне, что это явно не дежавю. Это… я потрясено смотрю на парня, что выходит сейчас из машины и здоровается со своими приятелями. Не может быть он…
– Величко пожаловал… - прямо над ухом озвучивает мою мысль Катя.
– Арсений. Ну да, где же ему ещё учиться, - хмыкает.
– Ты его знаешь?
– шепчу и чувствую, как сердце замедляется, а язык от волнения становится сухим.
Щеки вспыхивают от воспоминаний моего позора, а ещё… поцелуя. Первого. Взрослого. От которого я потом не могла уснуть до утра, убеждая себя, что мне совсем не понравилось, что это просто нервы, и я волнуюсь за сестру. Кто вообще разрешил людям так в живого человека губами тыкать?
– В нашем доме, - отвечает на мой вопрос Катя, - фамилию «Величко» нельзя произносить, как имя «сама знаешь кого», - делает страшные глаза.
– Почему?
– Спрашиваю, но уже, в принципе, догадываюсь.
– Потому что год назад Варварушка пала к ногам великого и прекрасного Арсения брёвнышком. Он периодически ее попинывал, а потом устал и выбрал новое брёвнышко.
– Хм, - хмурюсь, - и как объяснил?
– Пфф, да никак, - пожимает плечами Катя.
– Я думаю, что это типо спорт. Жажда
– Да уж, - говорю шёпотом и инстинктивно ускоряю шаг, боясь что Арсений вдруг поднимет глаза от выпуклых прелестей девушек, которые облепили его машину, и увидит меня.
Алиса, да ты шутишь? Зачем ему глаза поднимать?
– Давай через арку пройдём, - предлагаю я Кате.
– Так быстрее до остановки.
– Ну ладно… - с сомнением соглашается она.
Выдыхаю я только тогда, когда оказываюсь за углом института. Чего так разнервничалась? Он и думать про меня, скорее всего, забыл. Не узнает.
– Ты чего загрузилась?
– весело спрашивает меня Катя.
– Величко понравился?
– Нет! Что ты!
– мне кажется, я отвечаю на этот вопрос слишком эмоционально и поспешно.
– Что-то голова разболелась просто.
– Понятно… - кивает моя знакомая и, видимо, тактично решив меня не доставать опускает нос в телефон.
Ее маршрутка подходит первой. Мы прощаемся до завтра, решая встретиться за пол часа возле фонтана и выпить кофе.
Глава 6. Я тебя нашёл.
Алиса
Домой стараюсь заходить тихо, чтобы случайно не разбудить отца.
Но услышав из гостиной характерное: «ааа, куда же ты бьешь, физкультурник жопоногий», перестаю красться и громко хлопаю дверью. Значит, смотреть футбол «папа не переживает»!
В коридоре улавливаю запах сигаретного дыма. Мне категорически не нравится то, что происходит сейчас в моей семье. Отец вдруг начал делать вещи, которые раньше себе никогда не позволял. Как там говорится? Бес в ребро?
Мама шутит, что первые тридцать лет детства у мужчины самые сложные, но у папы период затянулся до сорока пяти. Не знаю, что в этом смешного, но после того, как не стало бабушки, он начал вести себя просто отвратительно. Складывается такое ощущение, что мы ему мешаем.
Беру себя в руки и заглядываю в комнату.
– Привет, я пришла, - киваю отцу.
– Угу, - отзывается он, не поворачивая головы.
– Поесть разогрей.
Проглатываю вскипевшее негодование и интересуюсь:
– А где мама?
– Снова на работу уехала, - раздраженно отвечает он.
– Так и стакан воды некому будет подать… - ворчливо.
– Врач сказал, что тебе можно потихоньку на ногу становиться, - напоминаю отцу.
– Мне кажется, ты слишком драматизируешь.
– Драматизирую?
– взвивается он и наконец поворачивает голову от телевизора на меня.
– Может ещё и притворяюсь?
– Все, все, - вскидываю я ладони и сбегаю на кухню.
– Отдыхай. Сейчас что-нибудь из еды соображу.
На кухне выясняю, что мама ничего приготовить не успела.