Его маленькое (не) счастье
Шрифт:
В кухню вбегают девочки.
— Пирог! — вскрикивает Алиса и кидается к духовке.
— Не открывай! — не успеваю. Она уже распахнула духовку, из которой валит дым, а с ним усиливается запах гари.
— Ой, кажется, мы забыли про пирог, — пищит Лера, сжимая в руках расческу и резинки. На ее голове какая-то замысловатая и еще не доделанная причёска.
Алиса начинает кашлять от запаха дыма, не зная, что ей делать с пирогом.
— Так, — беру себя в руки. — Лера, иди наверх! Алиса, вынеси пирог вместе с листом на лоджию и открой окна в гостиной. Слушаются. Лерка быстро убегает, потому что мой тон далеко не мягкий.
— Ай! — выкрикивает и трясёт рукой. Сжимает ладонь, чем делает еще хуже, морщится. Дергаю коляску в ее сторону с такой силой, что почти с нее слетаю.
— Под холодную воду! — командую, подъезжая к раковине, открываю воду и даю ей немного стечь. — Дай сюда руку! — выходит нервно. Алиса нерешительно тянет ладонь, дергаю быстрее под воду, и девочка облегчённо выдыхает. Застываем. Дышим.
— Больно, — пищит Алиса.
— Не помогает?
— Помогает, — хнычет, как ребенок, опуская уголки губ. — Ты руку больно сжимаешь.
Опускаю глаза на ее запястье и медленно разжимаю пальцы. Я и правда не рассчитал силу от волнения за малышку.
— Значит, это был пирог? — нервно усмехаюсь.
— Был… — всхлипывает Алиса. — Мы хотели тебя порадовать. У нас все получилось…
— Я вижу, — оглядываюсь на противень. Дыма уже почти нет. Только запах гари.
— Мы заболтались и забыли про время, — оправдываться девочка. Качаю головой.
«Хотели меня порадовать», — отзывается во мне.
Давно никто не хотел меня порадовать едой. Злость проходит. Тепло становится, несмотря на то, что мой пирог сгорел.
— Что с рукой? — в кухню заглядывает Лерка.
— Неси аптечку, — командую дочери. Убегает.
Беру бумажные полотенца, протягиваю Алисе.
— Вытирай насухо. И в гостиную. В аптечке есть специальный спрей, он обезболивает.
В квартире холодно. Осень. Мы долго проветривали, чтобы вывести запах гари. Девочки сидят на диване под пледом, у Алисы перебинтована рука. Уже не болит. Да и ожог не сильный. Обе смотрят на меня виноватыми глазами. Лерка жмётся к Алисе. Зайки. Я хотел помощницу, в итоге у меня в доме два ребёнка. Смешно.
— В общем так, не готовить без меня. Даже кофе не варить. Ясно?!
Кивают.
— Ужина, как я понимаю, у нас нет?
— Нет, — вздыхает Лерка. — А кушать хочется.
— Я в магазин сбегаю, — подрывается Алиса.
— Сядь, — вынимаю из кармана телефон. Нам всё-таки удалось его спасти. Звоню в ресторан внизу, заказываю доставку. Лерка тут же диктует все, что она хочет.
— Алиса? — интересуюсь ее пожеланиями. Отрицательно качает головой. Она голодная, с обеда ничего не ела. — Алиса, — прикрываю телефон ладонью. — Не зли меня. Что ты будешь? Или закажу на свое усмотрение.
— То же, что и ты, — выпаливает она.
Заказываю две порции утки под азиатским соусом. Это остро. Пусть разделит со мной мои вкусы, раз нет своих желаний.
ГЛАВА 8
ГЛАВА 8
Платон
Шесть утра, девочки спят. Тишина. Мне не спится — ноги ноют, впрочем, как всегда, под утро. Можно наглотаться обезболивающего и спать спокойно, но нужно слезать
«У меня самый внимательный и терпеливый фотограф».
Я вижу, какой он внимательный.
Набираю номер Марьяны. И мне плевать, который сейчас час. Долго не берет, но я настойчиво снова и снова набираю ее номер. Стараюсь глубже дышать в раскрытое окно.
— Да, — наконец-то сонно отвечает Марьяна.
— Доброе утро, жена, — не очень доброжелательно произношу я. Пауза.
— Платон, ты в своем уме? Какое утро? Я сплю, — уже возмущённо выдает она.
— Ну что ты, милая, — последнее слово цежу сквозь зубы, — так не рада мне?
— Что происходит? — не понимает она, и меня срывает.
— Слушай, милая, ты вообще охренела?! Что за падаль там тебя лапает?!
Опять пауза, долгая.
— Что, милая, так сразу ничего сочинить не получается? — из меня льется яд. Стараюсь говорить тише, чтобы не разбудить девочек, поэтому больше рычу сквозь зубы.
— Ты о чем? — включает голос невинной овцы.
— Думаешь, если я за тысячу километров, в инвалидном кресле, то до меня ничего не дойдет?! — блефую, делая вид, что знаю больше, чем есть. — Можно наращивать мне рога и хвастаться этим публично?!
Тишина. Марьяна переваривает. Долго.
— Слишком долгая пауза, жена!
— Платон, ты не в себе. Я не знаю, что ты там нарыл, но это все неправда! — срывается на истерические ноты.
— Как же некрасиво ты палишься, Марьяна, — иронично усмехаюсь. Я ведь не знаю ничего, это всего лишь мои догадки, а Марьяна уже в истерике опровергает то, чего я не знаю. Ревную ли я? Как ни странно, нет. Нет яростной ревности. Есть чувство гадливости и брезгливости к этой женщине. Не было раньше такого. Нет, я не девочкой брал ее в жены, но как-то было все равно, у всех есть прошлое. Да и непринципиально было. Хотя мне, дураку, Арон вдалбливал, что Марьяна по натуре распутная. Но нет, меня все устраивало. Устраивало… Если нет любви, непринципиально, что у женщины было до тебя. А сейчас… Люди не меняются, и Марьяна мне только что это доказала. Раньше она была осторожнее, а сейчас расслабилась. Думает, вросла в семью Вертинских.
— Платон, давай я приеду, и мы поговорим. Все не так, как может показаться.
— Какая же ты изворотливая тварь, приедешь — шею сверну! — на эмоциях кидаю я и сбрасываю звонок.
С грохотом ставлю чашку на подоконник. Дышу. Адвокату, что ли, позвонить, пусть готовится к разводу. Пока моя благоверная не начала готовить плацдарм для отступления.
Слышу позади себя шорох, разворачиваюсь. Алиса. Стоит на пороге кухни, мнется. Растерянная. Сонная, волосы разметались по плечам, босая, в пижаме, состоящей из шортиков и маечки на тонких лямочках. Быстро моргает, не зная, куда деть руки, словно ее подловили за подслушиванием. И ведь по глазам вижу, что слышала все. Половину моего разговора так точно.