Его пленённая леди
Шрифт:
Моя дрожайшая Тибби… Не сочтёт ли она его нахалом? Она такая правильная, его Тибби. Он застонал. Она ведь не его Тибби, в том–то и проблема.
Итен отложил перо и в сороковой раз вытер ладони. Он потел. Это в декабре–то.
Он написал черновик письма и как можно старательнее отредактировал его без посторонней помощи. Это была последняя копия. Он продолжал переводить бумагу, пытаясь решить, как начать.
– Стисни зубы и сделай это, Делани, – сказал
Он взял перо и снова начал писать.
Моя дорогая мисс Тибби,
Я со всей сирьёзностью принял во внимание ваши слова из вашего последнего письма и засим прощаюсь и навещу вас в Элвирли в следующую среду днём. Надеюсь это удобно.
Искринне ваш, Итен Делани.
Вот и всё. Он аккуратно промокнул бумагу, сложил и запечатал красным воском. Красный – цвет опасности. Красный – цвет крови. Красный – цвет любви. По старой привычке, которую он считал давно позабытой, Итен перекрестился, поцеловал письмо и прошептал:
– В добрый путь.
Затем убрал письмо в карман и вышел на улицу. Если сейчас не отправить, то он снова струсит.
* * *
Шёл седьмой день поисков. Бледное зимнее солнце тонуло на западе, Нелл и Гарри возвращались в Лондон. Нелл скорчилась в углу двуколки, уставившись на проплывающий мимо пейзаж, молчаливая и уставшая.
Они проверили последний адрес в списке.
До этого они побывали в каждом приходском работном доме, больнице для подкидышей, приюте для девочек–сирот в Вестминстере, в каждом благотворительном учреждении, опекающем сирот и брошенных детей, и у каждой кормилицы, связанной с благотворительными организациями в Лондоне и его окрестностях.
Нигде не было никаких следов Тори.
В последней отчаянной попытке они решили повторить путь отца Нелл из дома, где она родила Тори, через деревню, где он умер, и оттуда в Лондон.
В деревне, где умер отец Нелл, они ненадолго задержались, расспрашивая жителей. Выяснилось, что при нём не было никакой корзины и младенца, когда с ним случился удар. И ни у кого в округе внезапно не появился ребёнок.
Да, совершенно верно, что он направлялся в деревню со стороны Лондона.
Нелл положила цветы на могилу отца, и они продолжили путь, останавливаясь по пути в каждом селении и деревне и расспрашивая. Гарри думал, что это безнадежно. Прошло уже семь недель.
Он просто надеялся, что расспросы помогут Нелл примириться с потерей дочери. Он боялся, что этого никогда не случится.
Экипаж замедлил ход, чтобы проехать через стаю гусей, которых гнали по крошечной деревушке, состоящей из одинокой церкви, окружённой фермами и разрозненными коттеджами.
Когда они проезжали мимо церкви, Нелл внезапно села прямо.
– Стой! – закричала она. – Останови
Гарри натянул вожжи, но она уже выпрыгнула из экипажа и устремилась к церкви.
– На, подержи лошадей, – велел Гарри пастуху и бросил ему вожжи. – Вот тебе шиллинг. – И поспешил за Нелл.
Девушка стояла на ступенях церкви, уставившись на корзину овощей.
– Что это? – спросил Гарри.
Она повернула к нему сияющее лицо.
– Это корзина.
Он сдвинул брови и покачал головой, сбитый с толку.
– Люди оставляют что–то у церковных дверей в корзинах, – возбуждённо воскликнула она. – Младенцев. Они оставляют младенцев. Сколько раз ты слышал о младенцах, оставленных на ступенях церкви?
Почти никогда, подумал Гарри. Он знал, что такое часто случается в Испании, но там были монастыри, и монахини забирали детей. Ему казалось, что английские викарии менее расположены совершать такие поступки.
– Нам и в голову не пришло проверить церкви.
Гарри упал духом. Ещё один способ медленно разбить себе сердце, подумал он. Он и так пребывал в агонии, видя, как Нелл медленно убивает себя беспокойством за дочку, и зная, что не может ничего сделать, чтобы прекратить это.
– А это церковь святого Стефана, – горячо продолжала она.
Гарри ответил недоумевающим взглядом.
– Среднее имя отца – Стивен. Это, должно быть, знак. Он в них верил. Мы должны расспросить, – объяснила она и направилась за угол церкви к дому священника.
Гарри пошел за ней. Нелл хваталась за соломинку.
Дом священника был маленьким, с чистым ухоженным садиком, в данный момент оголённым, без единого листочка. Латунный дверной звонок был начищен до блеска. Нелл потянула за шнур, нетерпеливо приплясывая на месте, в то время как мелодия звонка раздавалась внутри дома.
Дверь открыла женщина средних лет с седеющими волосами.
– Да?
– Кто–нибудь оставлял здесь ребёнка? – без предисловий выпалила Нелл. – Семь недель назад. Ребёнка в корзине?
– Разве семь? – нахмурилась женщина. – Я думала, прошло меньше времени.
Нелл побледнела и пошатнулась. Она судорожно схватила женщину за руки.
– Так, значит, был ребёнок?
Женщина кивнула, явно ошеломлённая поведением Нелл.
– Маленькая девочка, бедняжечка.
– Где она сейчас? – задыхаясь, спросила Нелл.
Женщина показала, и, даже не глядя, Гарри понял, куда.
– Где? В каком доме? – Нелл поднялась на цыпочках, жадно всматриваясь в каждый дом поодаль.
Гарри взял её за руку.
– На церковном дворе, Нелл, – тихо сказал он.
– На церковном дворе, – озадаченно нахмурилась Нелл, не понимая. – Кто там живет? – Затем она осознала. – Не–е–е–т, – простонала она, поворачиваясь к женщине. – Этого не может быть! Она жива, скажите, что она жива!
Глаза женщины наполнились слезами сочувствия.