Его птичка
Шрифт:
Вскользь, осмотрев внешний вид ординаторской, она принялась тихо хрустеть хлебцем.
Пожалуй, надо иметь талант, чтобы со столь рассыпчатого продукта не просыпалось ни крошки. Я опять залип и не мог оторвать взгляда от того, как аккуратно раскрываются ее губки, а зубы надкусывают наполненный клетчаткой и еще сотней неизвестных даже самим производителям микроэлементов, хлебец.
Иногда она ловила мой отрешенный взгляд, но сразу отворачивалась в сторону, принимаясь детально рассматривать
Чтобы как-то отвлечься от созерцания прекрасного, я прошел к столику с чайником и налил кипятка в небольшую кофейную чашку, коих здесь стояло еще три. Бросив чайный пакетик в воду, я с любопытством посмотрел на рафинад, но быстро, потеряв к нему интерес, протянул чашку на блюдце Синицыной. Сладкое она не ела точно.
— Вы сегодня дежурите, — тем временем произнесла она, не задавая вопроса, а просто, вспоминая недавние упреки в ее сторону. — Спасибо.
Я кивнул и отошел на безопасное для меня и нее, расстояние. Сел на свое место и стараясь не отвлекаться, снова принялся за отчеты.
Заплутав в лабиринте собственного сознания, состоящего из медицинских терминов и наименований, используемых препаратов, я пропустил то, как со спины приблизилась Синицына.
Только ее тихий голос открыл мне путь на поверхность реального времени.
— Что такое эндоскопия?
Я пару раз моргнул и посмотрел в медицинскую карту, в которую через плечо заглядывала Синицына. Собственно, ее фамилия и стояла на листе рядом с названием процедуры. Я даже и не понял сначала, о чем речь.
— Способ осмотра некоторых внутренних органов при помощи эндоскопа, — объяснял я, стараясь четко выговаривать незнакомые термины. — Это такой прибор. С помощью него я и удалил твой аппендикс, без обширного оперативного вмешательства.
Как еще проще сказать, я не знал, но взглянув через плечо на ее сосредоточенное лицо, понял, что она вполне впитала информацию, и даже невольно восхитился этим.
— Такое стало возможно недавно?
— Сравнительно, — согласился я и повернулся на стуле. Это резкое движение испугало ее, и она чуть попятилась.
— Эта процедура. Она дорогая?
— Я же говорил, что от тебя ничего…
— Я знаю, поняла, — заверила она и я расслабился, что мне не придется еще и ей всё разжевывать.
В отчете я привел неоспоримые доводы в необходимости данной операции для конкретной пациентки, чтобы не возникло вопросов в диковинной инициативе.
Она смотрела на меня некоторое время, словно что-то выискивая, а потом задала вопрос, не сумев сдержать женское любопытство, особенно подпитанное тщеславием.
Наверняка, она хотела услышать, как сильно я влюбился в ее красоту и покорен ее тонким станом. Не хотелось бы ее разочаровывать.
— Зачем
Я ждал этого вопроса с того самого момента, когда понял, что она стоит за спиной. Я приготовил ответ заранее, но слишком поспешно и, пожалуй, взволнованно проговорил:
— Это процедура проводится пару раз в год в рамках поддержки студентов Москвы.
— Вы лжете, — быстро ввернула Синицына и стала заламывать руки, ожидая ответной реакции.
Занятное заявление. Пусть она и права, но откуда могла знать?
— Инопланетяне похитили твой разум и теперь ты с помощью внутреннего детектора лжи должна угробить землю? — оскалился я, хотя предполагал, что она не оставит свой упрёк.
— Нет, — усмехнулась Синицына краешком губ и переступила с ноги на ногу. — Я же балерина.
Я впал в ступор от такого заявления, сказанного ироничным тоном и чуть не рассмеялся. Сдаётся, она искренне верила в то, что говорила.
— Не понял, как твои «па» помогут… — замолчал я, потому что, осознал.
Люди, занятые хореографическим искусством в первую очередь смотрят на тело собеседника, на его язык жестов и только потом слушают слова. «Женщины любят ушами…» Это заявление не про танцоров.
— Язык тела, — подтвердила она мои догадки. — Я вижу ложь издалека.
— Похоже, с друзьями у тебя туго, — сказал я резко, хотя не чувствовал ни обиды, ни злости. Отличный талант — распознавать ложь, хоть и тяжело ей с ним будет.
Она некоторое время молчала, словно обдумывая ответ, но произнесла спокойно:
— Вы правы, друзья быстро отсеиваются.
— Зато есть парень? — вспомнил слова соседки Синицыной и снова ощутил внутреннее раздражение.
Девушка вскинула брови и улыбнулась довольно, даже с хитринкой.
— Сальников не мой парень, он просто… — она сжала губы, обдумывая ответ. — Мы просто танцуем вместе. Так вы не ответили…
Телефон, внезапно зазвонивший на столе, дал мне возможность отсрочить разговор о правде, которую она так ждала. Я, не без облегчения, оставил ее одну и умчался на первый этаж, чтобы забрать заказ у курьера, одетого в привычную желтую форму.
Туда бегом, словно от чумы. Я бежал, перескакивая через две ступеньки. Обратно же возвращался медленно, предчувствуя катастрофу, что скоро могла меня настигнуть.
Я понимал всю опасность той близости, которая между нами возникла, того притяжения, что сквозило в воздухе при каждой встрече.
Осознание, насколько мы похожи в своем желании познать истину человеческих поступков пугала и манила.
Я не планировал испытывать какие-либо чувства, кроме краткосрочного влечения, и собирался подавлять в себе любые ростки позитивных эмоций.