Его самая темная страсть

Робертс Тиффани

Она вернулась в гостиную, нашла коробку с постельным бельем, застелила кровать и распаковала оставшиеся. Аккуратно расставила туалетные принадлежности, столовые приборы, тарелки, кастрюли и сковородки по новым местам. Гвозди, разбросанные по стенам, вполне годились для того, чтобы повесить несколько картин в рамках, которые у нее были. Остановилась, чтобы рассмотреть одну из фотографий, сделанную на Пасху, когда Софи было около десяти лет. Она была в пастельно-зеленом платье, белых кружевных перчатках и балетках на плоской подошве в сопровождении улыбающихся родителей. В то утро мама сделала Софи прическу, завив ее и собрав закрученные

в спираль пряди в неряшливый красивый пучок. Софи всегда нравилось, когда мама укладывала ей волосы.

Со слезами на глазах она прижала кончик пальца к стеклу и провела им по фотографии матери с отцом. Прошло шесть лет с момента их смерти. Несмотря на это, ей часто было трудно поверить, что их больше нет. Время от времени она ловила себя на мысли о том, что думает навестить их на воскресном ужине, как делала это каждые выходные с тех пор, как переехала из их дома в колледж. Напоминание о том, что их больше нет, что никогда больше не будет воскресного ужина с ними, всегда сильно ранило ее.

С мягкой, грустной улыбкой Софи отвернулась от фотографий.

Опустившись на колени перед шкафом, она придвинула коробку с книгами поближе и переставила их на полки. Ее коллекция значительно сократилась с момента своего расцвета, Тайлер выбросил большую часть ее книг за эти годы, посчитав их мусором. Это было все, что ей удалось сохранить, — несколько любимых книг и романы, которые она написала сама.

Она дотронулась до обложки одного из них, проведя пальцем по жирным белым буквам своего имени — Джозефин Дэвис. Тайлеру не нравилось, что она продолжала использовать свою девичью фамилию в тех немногих романах, которые написала после их свадьбы.

Она была вынуждена так долго отказываться от своей мечты…

Ее кожу покалывало, а волосы на руках встали дыбом. Повернув голову, Софи посмотрела в окно. Лес был тихим и безмятежным в заходящем солнечном свете. Она прищурилась, внимательно изучая все, что попадало в поле зрения, но не смогла разглядеть ни человека, ни зверя среди деревьев.

Так почему же мне кажется, что кто-то снова наблюдает за мной?

Это из-за него. Тайлер. Он сделал ее такой, заставил Софи бояться собственной проклятой тени.

Прижав книгу к груди, она сжала ее до боли в пальцах. Почему она никогда не позволяла себе злиться на него раньше? Софи больше не позволит ему контролировать ее. Она вернет свою жизнь обратно, вернет все обратно.

?

Круус, оставаясь в темноте под навесом, подошел ближе к хижине. Он струился по покрытой листьями земле и шептал сквозь ветви и стебли подлеска, мягко шелестя растительностью. Окружающие тени взывали к нему, они умоляли его избавиться от притворства, в которое он превратился, рассеяться, затеряться в их успокаивающих объятиях и стать с ними единым целым. Как всегда, он отмахнулся от их призывов.

Его голод был сильнее соблазна недостижимого забвения.

Смертная женщина стояла в спальне, поправляя постель. Круус задержался за пределами света, льющегося из окна, не желая отводить взгляд от человека. Знакомые

запахи его леса — гниющих листьев, влажной земли, сотен различных растений и деревьев, были приглушены с тех пор, как он был проклят, но он ясно почувствовал запах человека, когда она была снаружи ранее этим днем. Лаванда и ваниль. Ее сладкий аромат задержался в его ощущениях, еще больше разжигая голод.

Она выглядела и пахла восхитительно.

И жизненная сила, которую она излучала, сводила с ума. Он чувствовал ее даже сейчас, и ему страстно хотелось попробовать ее. Он хотел втянуть это в себя и заполнить пустоту, оставленную внутри темным колдовством королевы фейри.

Хотя она была не единственной смертной, пришедшей в это строение за последние несколько месяцев, но была первой, кто остался здесь более чем на несколько часов с прошлой зимы, первой, кто остался после захода солнца. Почувствовав вторжение в свой лес, он ожидал обнаружить охотников, часто останавливающихся в этом здании. Он ожидал увидеть группу смертных, стремящихся что-то отнять у его королевства, не отдавая ничего взамен, даже небольшого проявления уважения или благодарности.

С момента его последнего кормления прошло несколько дней, и Круус был готов напасть без провокации, будь проклят дневной свет. Но потом он почуял ее, и эта вспышка аромата в воздухе лишенном запаха умерила его ненасытную ярость.

Спрятавшись в сгущающихся тенях под деревьями, ожидая приближения ночи, Круус наблюдал, как смертная вынимала свои вещи из коробок, сложенных внутри. Она несколько раз останавливалась, чтобы посмотреть на предметы в своей руке, словно в глубоком раздумье, прежде чем возобновить работу. Когда она вышла из дома и взяла наколотые дрова с крыльца, ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не подойти к ней.

Он чувствовал ее жизненную силу на протяжении всего своего наблюдения и со временем все больше осознавал связанные с ней эмоции — печаль и страх, которыми так приятно было бы насладиться. И все же за ними стояла глубокая стойкость и растущее чувство надежды.

Круус подошел еще ближе, избегая света, падающего из здания. Смертная откинула волосы с лица. Ее кожа выглядела такой гладкой и нежной, такой теплой, что ему страстно захотелось приласкать девушку собственными руками, но он не сможет восстановить свою физическую форму еще девять дней, пока не взойдет полная луна в канун Дня Всех Святых. Только тогда он смог бы провести кончиками пальцев по ее бледной плоти и почувствовать ее жар. Только тогда он смог бы по-настоящему узнать вкус смертной. Возможно, время ее прибытия было более удачным, чем он сначала подумал.

Действительно ли долго дремавшие желания были причиной того влечения, которое он испытывал к ней? Да, он был голоден, но это больше, чем просто голод, больше, чем похоть. Это было что-то новое, и его инстинкт подсказывал дождаться полнолуния, чтобы узнать правду об этом.

До тех пор…

Нет. Не было смысла ждать, не было смысла поддаваться смутным, таинственным чувствам. Сейчас он хотел есть, и это терзало, проникая в каждую клеточку его бестелесного существа, требуя удовлетворения. Жизненной силы этой смертной хватило бы, чтобы утолить его голод.