Его Случайный Наследник
Шрифт:
Голос бабы Нюры отрезвляет, и я закрываю вентиль, вытираю руки накрахмаленным полотенчиком с вышитом крючком и выхожу к женщине на кухню
— Да нет, Анна Ефремовна, руки мыла просто.
— Мне предпочтительнее, когда ты меня бабой Нюрой зовешь. Сразу кажется, что у меняя на одну внучку больше. Мои — то лоботрясы, а ты девочка старательная, прилежная…
Улыбаюсь, но сердце колет. Если бы бабушка знала, что я давно не та Алина, которую она видит.
— Садись, Алиночка, расскажи мне как учеба твоя,
— С учебой все хорошо! — отвечаю, немного повышая голос, женщина плохо слышит, поэтому стараюсь выговаривать слова четко.
— Ты в Ритку вся. Мать твоя тоже такой была. У нас в селе лучшая в классе была, а потом папашку твоего встретила и залетела на сеновале…
Взмахивает рукой.
— Такая девка была. Много бы достигла. Но в подоле принесла. Да чего уж там. Вона какая краса родилась на радость. Все в жизни не с проста случается. Как бы ты не думал. Все идет своим чередом.
— Вы так действительно думаете?
Улыбаюсь, откусывая от бублика и запивая сладким чаем сдобу.
— Да. Я бабка старая. Долго уже живу и знаю, что жизнь — она зигзагом идет, а иногда и выкручивается спиралью и все рано или поздно приходит на круги своя. Если что-то произошло, значит так должно было быть…
44
Пристраиваюсь на табурете с шатающейся ножкой, ставлю руки на чашку и греюсь. Приятно находится в доме бабы Нюры. Не смотря на ворчливость, женщина она не плохая, добрая.
Делаю глоток и кусаю бублик. Раньше я эту сдобу не жаловала, а сейчас почему-то неожиданно глаза прикрываю от блаженства, опускаю его в варенье, которое добрая женщина с щедростью мне наложила в тарелочку.
Делаю еще один глоток и распахиваю глаза, натолкнувшись на внимательный взгляд блеклых старческих глаз.
— И с каких это пор ты кизиловое варенье полюбила?
— Это оно?!
Спрашиваю удивленно.
— Я старая спутала банки.
Замечаю в руках женщины еще одну баночку, пока я тут вкушала сладость, она видимо поднялась и с новым вареньем вернулась.
— Очень вкусное, совсем другой аромат.
Пожимаю плечами, а женщина щурит глаза и внимательно осматривает мое лицо. Шаркающей походкой приближается к столу, шамкает губами.
— История повторяется. Генетика, или как там принято говорить?
— Не понимаю, — отвечаю, продолжая жевать сладость.
И глазом не веду. Раньше это варенье мне кислым казалось. Не любила его. А сейчас наоборот. Вкус пикантный. Даже сладковатый. Неоднозначный. Не знаю. Мне нравится настолько, что я опять валяю бублик в варенье и откусываю и действительно не тянет зажмурится от кислинки.
Измученный рвотой организм с благодарностью принимает
— Давно тебя на кисленькое потянуло, а, Алинка?!
Баба Нюра садится напротив и тоже к чаю прикладывается, смотрит на меня как-то излишне внимательно.
— Не знаю…
Отвечаю чуть задумчиво, не тянуло меня никогда на кисленькое. Ну вот сегодня я ем кизиловое варенье, которое раньше в рот не брала.
— Я люблю малиновое, а лучше всего клубничное. Мама его отлично готовит. Все свое, с грядки. Вкуснотища…
— Во-во. Вот и я про то. Алинушка. Ты похорошела. Округлилась. Щечки зарумянились
Баба Нюра улыбается и смотрит на меня лукаво.
— Кто он?
Вот тут я бубликом давлюсь и принимаюсь кашлять отчаянно.
— Тише, девочка, тише…
Приподнимается со стула и за счет того, что стол не большой с легкостью чуть хлопает меня по спину.
Откашливаюсь. Запиваю кусочек, застрявший в горле чаем и протираю слезы с глаз. Они выступили только потому, что я подавилась!
Да! И никак иначе! Ставров здесь не при чем!
— Ну говори уж, чего ты егоза скрываешь. По глазам кошачьим вижу, что мужчина есть. Хороший видать. Вона, как расцвела. Сама женственность стала.
— Почему мужчина? Может все же парень?
Пытаюсь свести все к шутке, даже выдавливаю нечто на подобии улыбки, но баба Нюра лишь играет седыми бровями.
— Я хоть и дряхлая старушка, но не забывай, что и я молодой была Алиночка, пацаны твоего возраста так женщину открыть не умеют, чтобы с лица удовлетворенность читалась. Опыт для этого нужен, умение. Ну рассказывай, кто он? С преподом замутила что ли?!
От этого вопроса, я чуть опять не давлюсь бубликом, который вновь решила откусить.
— Баба Нюр! Что вы?! Как можно?! С преподом- то…
Делаю страшные глаза, а бабулька только на это дело ухмыляется.
— Правильная девочка. Нельзя. Ну значит интрижки на рабочем месте у тебя нет. Ну так кто орел твой, рассказывай?! Я же только порадуюсь, ну и не боись, никому не скажу, тайну твою в могилу унесу, учитывая, что я почти одной ногой уже там…
— Анна Ефремовна, вы себя-то раньше времени не хороните! Какие ваши годы?!
Улыбаюсь бабушке, у нее всегда юмор был. Настроение понемногу выправляется, но затем вновь падает, когда признаюсь:
— Нет у меня мужчины, баб Нюр.
— Врешь, ведь, егоза. Вона как глазки заблестели. Когда у бабы мужик есть и она всем довольна — это видно. Хороший мужик у тебя, в постели заботливый, обласкана ты — это видно. Иначе бы так не сияла, как только его вспомнила.
— Нет у меня никого!
Выдыхаю с шумом и кусаю губы:
— Ну было у нас c одним мужчиной, но не срослось. Одна ночь. Случайная. Только вы мне нотации про нравственность не читайте, ладно?! Я уже сама себя съела…