Его Случайный Наследник
Шрифт:
— Что с ней, черт возьми, происходит? Я эту больничку под снос отдам! — рычу зверем, меня успокаивает врач, понимаю, что с Алиной все куда серьезней, чем казалось.
— Господин Ставров, беременность явно протекала тяжело, а роды были с осложнениями, отсюда и у Владислава и Алины Вишневской проблемы. Но, к счастью, все обратимо, в нашей клинике…
Выхватываю имя. Имя моего сына.
— Владислав… Cына в честь деда назвала…
Смотрю на девушку в своих руках и понимаю, что в этой гребанной жизни мне повезло.
Не
Укладываю в кровать и заставляю себя отойти. Самолет набирает высоту. А я все пытаюсь прийти в себя. Уделала меня Алина Вишневская…
Никто не смог. Ни в одной схватке слабину не дал, а вот маленькая Вишенка обыграла меня по всем фронтам…
— Где я? — едва уловимый слабый голос заставляет отбросить мысли и ответить кратко:
— В моем самолете. Почему ты назвала моего сына Владиславом?
Не хочет Алина отвечать. Вертит головой, как затравленный зверек.
— Где мой сын, Лекс?
— Он под наблюдением врачей.
— Мне нужно к нему, я хочу его видеть.
Пытается вскочить. Глупая Вишня. Накрываю ее своим телом, чтобы не трепыхалась.
— Мне нужно к нему! Пусти!
Шипит моя кошка. Заводит.
— Угомонись, Алина, ты под капельницей. Тебе назначен покой и реабилитация, если не хочешь от потери крови откинутся.
— Я хочу к своему ребенку. Почему он не со мной?
Пытаюсь найти ответ на вопрос. Но Алина не отвечает. Уходит от ответа. Не сдается. Бунтарка. А я хочу понять ее. Узнать почему она такая гордая, почему назвала ребенка именем деда и не пришла ко мне…
Ведь любит. Хочет. Жаждет.
Вся как на ладони, моя горячая сочная девочка. Продавливаю ее сопротивление, бью фактами хлестко, потому что крышу сносит, когда малышка пытается отвертеться.
— Влад — мой сын. Только мой! Ты к нему никакого отношения не имеешь.
Только от одной мысли, что мог быть у Алины другой, что-то внутри ломается. Теряю контроль.
— Хочешь сказать, что легла сразу же под кого-то как целки лишилась?!
Вздергивает подбородок:
— Я не буду перед тобой оправдываться.
Ухмыляюсь. Такая шипастая и такая желанная. Ослабляю хватку, беру лаской, и моя безгрешная девочка сознается во всех своих грехах.
— Так мой сын?
В глазах цветут слезы, и она прикусывает пухлую губку:
— Твой, Лекс… твой…
А дальше она удивляет. Несу ее к нашему сыну и сердце у самого в груди оживает, бьется и пульсирует кровью, когда вижу, как она тоненькие пальчики на прозрачную перегородку ставит за которой наш сын борется за свою жизнь и здоровье.
Что-то во мне ломается, бьется в конвульсиях, и я понимаю, что себя на части рубить буду, но никогда не обижу Алину…
Настрадалась. Хватит. Больше слез знать не будет. Разве что в постели. Когда будет кончать
86-87
— Как они, доктор? Два месяца прошло.
Смотрю на Рошля, старый друг снимает очки и теребит в руках. Делает паузу, а затем улыбается.
— Все хорошо, прогнозы даже лучше, чем я говорил. Сегодня выпишу своих пациентов.
Стоит Леониду Ивановичу завершить свой краткий монолог, как огромная глыба падает с плеч.
— Они здоровы?
— Абсолютно.
— Благодарю, доктор.
Врач кивает и я встаю. Свой долг я обязательно выплачу кругленькой суммой благотворительного взноса, который пойдет на помощь и спасение жизней.
Дохожу до дверей, как слышу:
— Береги их, особенно ее…Я многое в жизни видел, но Алина твоя редкий самородок…
Слегка оборачиваюсь на слова врача и едва киваю. Выхожу за дверь и иду по коридору в сторону палаты.
Все последние дни я приходил сюда каждый день, наблюдал иногда со стороны не решаясь тревожить покой матери и ребенка.
Оказывается очень сложно возвращать тех, кто действительно дорог. С моей Вишенкой я понял одно. Нужно время. Нужно, чтобы малышка привыкла ко мне, к моему присутствию.
Поэтому частенько я заходил пока она спала и просто смотрел на нее, но стоило ей начать просыпаться, как выходил из ее палаты.
Я мог бы задарить ее букетами и бросить к ее ногам богатства всего мира, но ей это не было нужно, если бы было, то она стала бы для меня одной из вереницы расчетливых продажных сук, а вот та, которой действительно хотелось дарить бриллианты — никогда бы от меня их не приняла.
Правду она мне тогда сказала. Любовь не купить, она не продается. Мне оставалось просто присутствовать в ее жизни. Наблюдать, как моя Алина выздоравливает.
Заходить в ее палату и ловить как она смеется с медсестрой, но стоит мне появиться как замолкает и опускает глаза.
Я проходил и садился в кресло. Изо дня в день. Смотрел на нее, а затем уходил. По началу моя Вишенка косилась на меня, ожидая удара, которого не следовало раз за разом.
Моя умненькая девочка начала понимать, что я не собираюсь отнимать у нее жизнь, ломать и прогибать.
Никогда.
Я не прикасался к ней. Просто смотрел и Алина начала привыкать к моему присутствию. Перестала прятать глаза. А порой мне казалось, что она начинала ждать моего появления.
Я наблюдал за ними. За ней и моим сыном, как она ходила к нему, как брала на руки и улыбалась, тихо воркуя.
Чувствовал себя вором, который продирается в святая святых и крадет толику их счастья.
Вот и сейчас я иду по коридорам к ней. К своей женщине. Меня не было несколько дней. Пришлось решать задачи бизнеса и навестить пару стран, а сейчас я открываю дверь и буквально застываю парализованный.