Его Величество император
Шрифт:
Марита, оставшись наедине с дочерью, заботливо спросила: — Белочка, ты как, дойдешь до моей спальни, или вызвать роботизированное кресло?
— Дойду, мамочка, только… Ты простишь меня, что я тебе не рассказала о свадьбе? Я хотела, а потом все эти заговоры, учеба…
— Дурочка, о том, что вы поженитесь, мы с отцом знали, когда вы еще летели в Кейптаун! Ясно же было, что вы так срочно туда рванули не просто так. Отец переговорил с Эвальдом до его отлета, и тот объяснил, что так будет надежнее из-за Юстиниана и еще одной пронырливой девицы, положившей глаз на твоего принца. Помнишь историю с его братом? А так вы обезопасили себя. Так что я не сержусь, главное, сохранить все в тайне и, конечно, никаких детей, пока не подтвердите брак на Эллане через год! Вот
Осмотр переставшего, наконец, вопить Юстиниана не дал ничего хорошего. Братья постарались. Лица почти не было видно из-за синяков, сломана пара ребер, а самое дорогое для мужчины представляло такое плачевное зрелище, что доктор не решился оказывать помощь сам, но потребовал госпитализации в специализированную клинику. Рудольф отнесся ко всему этому совершенно спокойно, только предложил сказать в клинике, что произошел несчастный случай с лошадью, и все травмы — следствия ударов копыт, разъярившегося на неопытного наездника животного. На заключение врачей, что половину мужских достоинств придется удалить, а оставшееся может склерозироваться и отказаться работать, к тому же неясно, заживет ли нормально главный инструмент, Рудольф тоже практически не отреагировал. Правда, знакомый доктор мягко намекнул, что норовистая кобыла носила, видимо, подковы на каблуках, на что Рудольф мягко поправил, что у кобыл на подковах не каблуки, а шипы, разгильдяи — конюхи не перековали. На том разговоры и затихли. Но вскоре всем стало не до Юстиниана!
Глава 17
Терра, Эллана.
Рудольф еще успел сухо сообщить доктору, что обсуждать происшедшее в резиденции Протектора Восточной Европы с кем бы то ни было, не рекомендуется, тем более, что и Лански и Грассы могли случайно в следующем году и позабыть включить их клинику в список на щедрые благотворительные пожертвования. Выслушать оправдания и заверения в преданности залепетавшего эскулапа, он не успел, раздался вызов коммфона. Альберт!
— Рудольф, бросай все, я послал к тебе на смену Рождерса, сам немедленно сюда! Немедленно, слышишь!
Ничего не понявший партнер смотрел на погасший экран. Что может быть сейчас важнее, чем погасить возможный скандал, ведь может пострадать честь Аннабель! Но тут вспышкой в мозгу пронеслось — Эллана! Эллана и заговор! Что-то пошло не так!?
Рудольф ринулся к выходу, столкнулся в дверях с бледным, как смерть, Роджерсом, хотел спросить у сына, что произошло, но он опередил его:
— Отец, не здесь! Альберт все объяснит! Что здесь нужно контролировать?
Рудольф быстро разъяснил сыну придуманную легенду о прогулке на лошади, о не справившимся с конем Юстиниане, и полученными им ударами шипастыми подковами. Попросил дождаться конца операции и внушить Юстиниану, что ему лучше придерживаться этой версии, чем отправиться в тюрьму, отбывать срок за попытку изнасилования. Роджерс кивнул, показывая, что все понял и прошел внутрь, а Рудольф сел в ожидающий мобивен и понесся в Ораниенбаум.
У входа его встречал бледный до синевы Норберт.
— Что? — выдохнул Рудольф.
— Пошли в кабинет Альфреда, все там!
В кабинете было тихо. Все уставились на большой экран на стене, куда был выведен сигнал с компа Альфреда.
— «Повторяем, новостей с Элланы нет, связь с планетой прервалась час назад и до сих пор не восстановлена. Пока новости двухчасовой давности: произошла попытка государственного переворота во время празднования так называемого дня Представления Фамилии, традиционной церемонии, когда вся мужская часть правящей фамилии выходит на балкон дворца, к собравшемуся на площади народу. Император говорит речь, люди могут в этот день подавать прошения, обращаясь непосредственно к императору, для чего существуют специальные ящики. Все прошения, поданные в этот день, традиционно рассматриваются только лично членами правящей семьи. Сегодня начало церемонии было омрачено народными выступлениями в поддержку герцогинь Боннэбьен, отправленных императором в ссылку за их поведение. Протесты нашли много противников, завязалась
На экране появилось изображение центральной площади Эстиновы, заполненной народом. Крупным планом балкон дворца, на который выходят члены императорской семьи, потом император. Шум толпы, выкрики, пара хлопков, и вдруг громкий звук, взрыв, на месте балкона оседает облако пыли, еще громкий звук, над балконом взрывается козырек, рушится вниз, вместе с частью стены. Громкие крики в толпе, изображение пропадает.
— Мама! Папа! — вдруг раздался жалобный вскрик. Все разом повернулись, в дверях стояла Аннабель, в халате, белая, как мел, — скажите, что это неправда! Скажите… — она неловко повернулась и стала оседать на пол, пытаясь ухватиться за косяк. Ноги ее не держали. Серж кинулся к сестре, подхватил ее и положил на один из диванов, с которого быстро поднялись сидящие родственники.
— К сожалению, правда, девочка, — произнес Альберт, подсаживаясь к дочери и гладя ее по волосам. Марита лихорадочно вызывала доктора.
— Эль, Эльриан, он тоже был там?
Альберт вздохнул: — Был, Белль, был. Видно даже на записи.
— Перемотайте, пожалуйста, — попросила девушка, — хочу посмотреть!
— Белль, может не надо? Сведений нет, может, кто-то выжил!
— Перемотайте!
Кто-то тихо тронул Альберта за плечо. Он обернулся — доктор!
— Выполните просьбу дочери, лорд, нет ничего хуже неизвестности. Потом я сделаю ей еще один успокаивающий укол. Не повредит.
Альберт подошел к компу, перемотал запись. Вновь балкон, члены императорской семьи.
— Остановите! — попросила Аннабель, впиваясь взглядом в картинку на экране. Все родственники, вместе с ней, невольно уставились на экран, разглядывая действующих лиц. Вот знакомый всем Эдмонд с двумя детьми, справа от императора, слева, видимо, Эльдар, второй сын, с ребенком, за Эльдаром — незнакомый и тоже с ребенком. За Эдмондом стоит еще один незнакомый молодой человек в сутане, видимо, Эстефан, а вот за ним, высокий блондин в так хорошо знакомом мундире! Последняя надежда рухнула и разбилась на мелкие осколки…
— Господи, детей-то сколько! — охнула Катрин Грасс.
Уже почти час в кафе мэтра Жанно царила полная тишина. То ли принц, то ли уже император, сидел, откинувшись на спинку дивана, и, запрокинув голову, упорно разглядывал потолок. Побеспокоить его никто не решался. Тишина давила, вернее подавляла, и Мишелю вдруг захотелось заорать, или грохнуть что-нибудь об пол, что бы ее прервать. В этот момент отмер Эльриан.
— Мне нужно попасть во дворец, — твердо заявил он, — нельзя здесь отсиживаться, как кролики в норе. Может, кто-то все-таки выжил!
— Ри, — возразил Мишель, который тоже думал над этой ситуацией, — сейчас все думают, что ты тоже погиб, лучше бы тебе не появляться. Надо посмотреть, кто будет предъявлять права на престол. Если уж не смогли предотвратить трагедию, так хоть поймаем авторов.
— Спасибо за попытку переложить ответственность на всех, Мишель, только твоя формулировка неправильная, не «не смогли», а «не смог». Увлекся игрой, или где-то прокололся, или что-то упустил!
— Прекрати этот сеанс самобичевания и раскаяния с посыпанием головы пеплом! — взорвался Мишель, — что ты упустил и где прокололся! Скорее виноваты мы с Джанни, я в большей степени, нас, особенно меня, к этой работе готовили, учили, но я не вижу, к чему придраться в твоем поведении с заговорщиками. Все оправданно, все просчитано, и, до определенного времени срабатывало. Надо определить, когда что-то изменилось. Тогда поймем, в чем прокол.