Его выбор
Шрифт:
Архан развернул коня и, более не говоря ни слова, пустил его по лесной тропинке. Лис лишь широко улыбнулся, глядя вслед вороному. Никогда прежде Лис не был таким счастливым. И даже не пикнул, когда один из дозорных отвесил ему подзатыльник:
— Пошевеливайся, отродье тени! — сквозь зубы выругался мужчина. — Возиться с тобой никто не будет!
А разве Лис просил возиться?
Главное, чтобы с собой прихватили.
Когда Арман очнулся, вечерело. Медленно догорал костер, щелкая бурыми угольками. Удлинились тени, румянился солнечный свет,
— Перестань! — оттолкнул его Арман, садясь на траве.
Арман злился на предателя Искру. Весь вечер потерял и на что? Он потер пальцами щеку и сам себе не поверил: целая. Значит, привиделось? Слишком сильная боль была для «привиделось». И волосы слиплись от крови неспроста. И в обморок Арман никогда не падал, что он, барышня кисейная? Хотя с этими заклинаниями, магией и прочим кто его знает? Потому-то меч все же лучше: его видно, слышно, чувствуется, и если уж им ударишь, то наверняка.
А заклинания они такие, никогда не знаешь, как откликнется. И последний свой вечер Арман потерял на ерунду. Впрочем, бывает. Сам виноват. Надеялся невесть на что, вот и поплатился драгоценными мгновениями.
Почувствовав укол в щеку, Арман задумчиво прихлопнул комара, вытер выпачканные кровью пальцы о траву и замер… паутину рядом покрывала какая-то сероватая пыль, которой раньше тут было. Точно ведь не было. Армана с детства учили подмечать мелочи, белоснежный налет на траве он точно бы увидел. Будто муку кто-то рассыпал, да от души, до комочков на листьях брусники и белоснежной лужицы под папоротниками.
Впрочем, думать-гадать было некогда — солнце неумолимо пряталось за деревья и времени на глупые мысли совсем не осталось.
Арман поднялся, подхватил виноватого Искру под уздцы и, выйдя на поле, посмотрел в сторону темнеющего вдалеке поместья. Прятался за яблоневым садом белоснежный дом, горела закатом черепичная крыша, в маленькой башенке заливался колокол, прощаясь с умирающим днем. В ярко освещенных окнах суетились черные фигурки, изгибались в танцах, в поклонах, будто тени в представлениях крестьянского театра. Даже сюда доносились приглушенные отголоски музыки. Шикарный праздник, опекун постарался. Интересно, похороны будут столь же шикарными?
Думать о похоронах не хотелось, но и страха больше не было. Страх он, оказывается, такой — растет до какой-то черты, а потом вдруг уходит. Внезапно и бесповоротно. Остается лишь тупое равнодушие. И уже неважно, что принесет завтра — смерть или жизнь, важно лишь то, что все закончится. Сегодня. И агонии, долгой, никому не нужной, не будет.
«А если у тебя не получится, подумай, друг мой, — вспомнилось вдруг письмо принца. — Что легче — умереть в муках или уйти самому? Без стыда, без приговора. Без никому не нужных зрителей».
И в самом деле, что?
Вернуться в поместье? Послушно пойти на казнь, под жадными до зрелищ взглядами гостей? Ответ пришел давно ожидаемым прозрением, рука сама потянулась к поясу, обнажив подаренный Эдлаем ларийский клинок. И стало вдруг
— Иди! — велел Арман, оборачиваясь к Искре. — Иди, возвращайся к слуге принца, я тебе не хозяин.
Искра всхрапнул, умным взглядом покосился в сторону Армана, но все равно стоял рядом, как привязанный.
— Они думают, что я — убийца, — продолжал уговаривать Арман. — И некому их переубедить. Если ты останешься со мной, я не знаю, к кому ты попадешь. Хочешь служить какому-нибудь старому и нудному архану, который сделает из тебя красивую игрушку? Тебе нужен хороший хозяин, сильный, такой, как принц. Не такой, как я. Понимаешь?
Искра понимал. Он тихо, печально заржал и ткнулся мордой в плечо Армана. Яркими звездами засверкали искры в его гриве, сделались грустно-бездонными глаза цвета спекшейся крови, и Арману стало вдруг жаль великолепный подарок принца. Больше жаль, чем себя самого. И пальцы сами вплелись в гриву, а Арман прижался лбом к обжигающей шее коня, чувствуя, как задыхается от бессилия. Сесть бы сейчас на Искру, умчаться в залитый закатной кровью лес и будьте они все прокляты со своими ритуалами, харибами, с… казнью.
Но достанут же… Обоих.
— Уходи! — оттолкнул Арман Искру. — Убирайся, слышишь! Не нужен ты тут больше!
Искра, глупый, непослушный! Все равно ведь не уходит — трется о плечо Армана щекой, просительно заглядывает в глаза и будто плачет взглядом, умоляя позволить остаться. Но как позволить? И как оттолкнуть?
— Уходи, — заорал Арман, — немедленно! Проваливай к принцу!
Арман выхватил кинжал и кинулся на Искру, отпугивая, но задохнулся на вздохе, согнувшись от боли. Далекое поместье поплыло в закатной дымке. Не успел. Боги, не успел! Зов Эдлая настиг, сломал, растер в порошок, пылью пустил по ветру.
Колени оказались держать, Арман упал, схватившись за раздираемую изнутри голову. Кинжал выскользнул из пальцев, полоснул по ноге, и кровь горячим пятном расползлась по бедру, а новая боль вернула иссякшие силы. Превозмогая слабость, Арман попытался еще раз дотянуться до кинжала, но далекий зов наказал за попытку новым жжением в запястьях, поднял на ноги и заставил идти, подобно беспомощной марионетке, которую вел невидимый кукловод.
Ногу рвало болью при каждом шаге. Понимая, что еще немного, и он упадет, Арман усмехнулся. И что тогда? Ползти? На казнь? Боги, издеваетесь, смеетесь над человеческой беспомощностью!
В очередной раз покачнувшись, Арман на ходу развязал пояс и наскоро перетянул бедро. Падать, ползти и истекать кровью он не хотел. Если уж умирать, то не так жалко. «И не одному», — подумалось вдруг с постыдным облегчением, когда за спиной раздался перестук копыт.
— Искра, ну почему ты такой глупый, — прошептал Арман, с облегчением обнимая коня за шею, чтобы хоть немного дать отдохнуть больной ноге. — Почему?
Вскочить на спину огнистого удалось не сразу. Арман два раза чуть было не упал, в третий бессильно распластался на спине Искры и прижался щекой к его шее, почувствовав вдруг накатывающее волнами облегчение.