Шрифт:
Это было давно, примерно лет двадцать назад, в середине восьмидесятых годов. Тогда у меня был охотничий пес по кличке Батый. По породе это была лайка с легкой примесью другой породы, скорее всего, фокстерьера, очевидно, его прабабка была легкомысленной особой. Из-за этой примеси он имел своеобразную внешность. Как выразился мой знакомый, пес имел шарм «небритого паренька». И то правда – на нижней челюсти росло что-то наподобие легкой, незатейливой бородки. Но характер имел как у настоящей лайки, правда, с легким «расширением». Однако на охотничьи качества это отрицательно не влияло, скорее влияло на появление атмосферы юмора при его присутствии.
Еще
На охоту я с ним ходил часто, почти каждый выходной в течение всего охотничьего сезона. В то время я жил и охотился в горнозаводской части области. Батый жил у меня и зимой и летом в городской квартире многоэтажного дома на лоджии, которая, естественно, не отапливалась, что благотворно влияло на его закалку и лохматость. Там же я хранил свое ружье и охотничью амуницию, правда, кроме боеприпасов. Если я в его присутствии доставал из ящика ружье, то его поведение резко менялось. Он начинал прыгать на одном месте буквально на полуметровую высоту, затем подбегал к двери и, оглядываясь на меня, начинал поскуливать, но стоило мне поставить ружье обратно в ящик, его внешний вид полностью начинал соответствовать изменившемуся настроению – полное разочарование. Однако когда он замечал, что я взял ружье, да еще охотничью амуницию, то его энергия радости просто умножалась – хоть автомобильный аккумулятор от него заряжай!
Поездка на охоту для него было целое событие. До места охоты я с Батыем добирался комбинированно: до сторожки лесника на личных «Жигулях», а затем десяток километров пешком. В автомобиле он ездил только на переднем сиденье, высунув голову в проем двери (стекло для этой цели я опускал). Встречным потоком воздуха ему приглаживало всю шерсть на голове, а уши прижимало к черепу, брылы раздувало, и они вибрировали, глаза были прищурены, взгляд устремлен вдаль. Орел да и только!
К охоте я его стал приучать, когда он был еще щенком-подростком. Охота была «ходовая», и мы часто отдыхали – пока Батый не возмужал, он быстро уставал. Охотничьи угодья у нас очень хорошие: лес крепкий, можно сказать тайга, дичи много, причем самой разнообразной.
Однажды в одном из таких «учебных» походов ему, и соответственно мне, пришлось столкнуться с медведем, точнее со свежими его следами. Дело было так.
Я только что поставил машину у лесной сторожки, и мы с Батыем шли до охотничьих угодий. Ружье еще было в разобранном виде, в чехле. В то время у меня был охотничий дробовой полуавтомат марки МЦ, и в чехле он представлял собой набор отдельных узлов и деталей. Ночью выпал небольшой снежок – друг следопыта.
Вдруг я заметил на нашей тропе, впереди, следы, как мне показалось, босых человеческих ступней. Подойдя ближе, я с оторопью увидел, что это следы медведя! Очевидно, он шел по этой же тропе навстречу нам и заметил нас значительно раньше, чем мы его следы, и резко изменил свой маршрут, приняв вправо к ближайшим кустам. Об этом я догадался, увидев, как следы под прямым углом к тропе уходят в густые заросли придорожных кустов. Можно было предположить, что он затаился в кустах и оттуда наблюдает за нами. Дело было поздней осенью, медведи уже должны были залечь в берлоги, следовательно, это был «паренек» с нетрадиционным поведением, скорее всего – кандидат в шатуны. А это уже серьезная угроза!
Батый, наткнувшись на следы, тщательно их обнюхал и инстинктивно понял, что от хозяина этих следов лучше держаться подальше, но его юношеское собачье самолюбие, еще не потрепанное жизнью, не позволяло ему, поджав хвост, скрыться, и потому оставался только один вариант – вести себя достойно. Для того чтобы продемонстрировать воображаемому хозяину следов, что он достойный противник, пес вздыбил шерсть где только мог – на загривке, на спине, по бокам и даже на брюхе. В таком виде он скорее напоминал сантехническую щетку, чем «достойного противника», но это я оценил лишь потом.
А пока я, как солдат-первогодок, лихорадочно собирал и заряжал свой полуавтомат. Затем, переведя дух, не выпуская из виду кустов слева, принял значительно правее от тропы, и мы обошли опасный участок – от греха подальше. Причем Батый еще долго не опускал свою шерсть и далее чем на метр не отходил от меня, считая, что чем ближе ко мне, тем менее он подвержен опасности. Таким образом Батый получил первый опыт реальных опасностей. Я думаю, с тех пор ему его «охотничья служба медом не казалась».
Охотились мы с ним вдвоем, и нашу пару он считал стаей, а меня держал за вожака стаи. Кстати сказать, эту особенность собачьего «мировоззрения» люди нещадно эксплуатируют, когда держат пса на цепи – якобы он сторожит хозяйское добро. На самом деле на хозяйское добро ему, мягко говоря, наплевать, он охраняет территорию «своей стаи» от вторжения непрошеных гостей. Все, наверное, видели такой «собачий парадокс»: пес на цепи лает на человека, но при этом машет хвостом, то есть улыбается ему по-собачьи. Объясняется это просто: пес не имеет зла на этого человека, возможно даже, тот ему симпатичен, но долг обязывает предупредить незнакомца, что это территория его стаи и присутствие незнакомца здесь нежелательно.
Столь частое посещение охотничьих угодий повлияло на появление у него некоторых привычек, я бы сказал хобби. Как только на маршруте нашего движения появлялись свежие лосиные следы, это обстоятельство активизировало его «самостийность».
Как известно, у далеких предков собак существовал преимущественно один способ охоты – стаей из засады. Находясь в засаде или скрадывая добычу, очень важно было либо не источать своего запаха, либо иметь запах, который не насторожил бы потенциальную жертву. Не источать запах – это слишком сложно, учитывая полное отсутствие банных дней. Следовательно, надо иметь маскировочный запах. Ну а поскольку охотились в основном на копытных, то лучше запаха экскрементов этих самых копытных и не придумаешь.