Эгоист
Шрифт:
— И что же? — поинтересовался Лёха.
— А вот хрен вам вместо ответа! Так что все дружно заткнулись и потопали к машинам.
Одарив меня недовольными взглядами, парни двинули на выход и уже через пару секунд начали каламбурить в своей обычной манере. Я же задержался у двери, ведущей к парковке: собственнический инстинкт требовал увидеть невесту во всей красе хотя бы раньше парней, раз уж родительницы контролировали весь процесс преображения.
Вот только мои желания сегодня мало кого интересовали.
— А ты чего тут застыл столбом? — удивился отец. — Езжайте с мальчишками в ЗАГС и ждите
От услышанного я лишь окаменел ещё больше.
— Чёрта с два я поеду туда без Ксюхи.
Родитель предвкушающе хмыкнул.
— Так ведь это твоя невеста настояла на этом. Несла околесицу про какой-то бал и заявила, что поедет без тебя и…
Отец резко замолчал, — видимо, разглядел лихорадочный блеск в моих глазах.
— Дубль два, значит? — ухмыльнулся я, разговаривая больше с самим собой, потому что родитель так и не понял, в чём дело. — Ладно уж, будет тебе бал.
Заметив свою тачку на привычном месте парковки, я мысленно отвесил себе подзатыльник за то, что в который раз осмелился вести машину, будучи в неадеквате. Садиться к кому-либо в автомобиль наотрез отказался: я не грёбаный инвалид, чтобы упускать возможность самому сесть за руль. Парни поддержали моё решение громким улюлюканьем и свистом, и мы расселись по машинам, украшенным атласными лентами и бантами. Настроение зашкаливало, подстраиваясь под стрелку спидометра летящего по трассе автомобиля, и друзья старались не отставать. Не пугали ни бесконечные потоки машин, ни возможность схлопотать штраф, который обязательно будет, причём в далеко не единственном экземпляре — я камер пять проскочил на скорости сто шестьдесят при разрешённых шестидесяти.
Возле ЗАГСа нас уже встречала Ольга, мамин родной младший брат Андрей с женой Светланой и десятилетним сыном Артёмкой и… Громов, собственной персоной, правда, на этот раз без охраны. Поприветствовав в первую очередь родственников, направился к нему и пожал протянутую руку.
— Твой отец пригласил, — ответил он на мой немой вопрос.
— Не имею ничего против. Только пара тем будет под строгим запретом. По крайней мере, сегодня.
Громов понимающе кивает, и только сейчас я замечаю в его руке букет жёлтых роз.
Ожидание Ксюши неслабо выматывает, и я уже готов был сорваться с места в карьер, когда из-за угла здания повернули три знакомых автомобиля.
— А вот и Золушка, — хохотнул Макс.
Из центральной машины выплыл ангел; на мгновение мне даже показалось, что я сдуру посмотрел на солнце и ослеп. Средневековые пытки явно пошли ей на пользу… И только теперь я понял, что имела в виду моя малышка, когда говорила про тот злосчастный бал.
На ней было точь-в-точь такое же платье, только цвета слоновой кости; правда, оценить образ полностью я смог лишь в просторном холле ЗАГСа, когда избавил Ксюшу от белой меховой шубки. Разрез её платья, как и тогда начинающийся от середины бедра, был расшит лёгкими кружевами, а рукава были укорочены до «крылышек». Волосы завиты в крупные кольца и от висков забраны назад, витиевато переплетаясь с мелкими белыми розочками. Глаза, по-кошачьи подчёркнутые карандашом, сияли блеском, покрытые розовой помадой губы манили, а слегка раскрасневшиеся щёки выдавали волнение.
Из украшений я узнал только подаренное мною кольцо; но,
Ксюша шагнула вперёд, и из разреза её платья показалась изящная ножка, затянутая в белый кружевной чулок, и я поймал себя на мысли, что не могу оторвать глаз от её ноги и вообще сдвинуться с места. На помощь приходит любимая, причём, в буквальном смысле: только почувствовав запах миндального шампуня, когда девушка подошла ко мне, мозг посылает команду отмереть, и я жадно впиваюсь поцелуем в её рот.
— Снова ради меня старалась? — рвано выдыхаю в её полураскрытые губы.
Девушка жадно глотает воздух, который я отбирал у неё, наверно, целую вечность.
— Это всегда будет только ради тебя, — слышу хриплое в ответ и довольно улыбаюсь.
В ЗАГСе нас расписали достаточно быстро прямо в кабинете тёти Оли, которая лично руководила процессом. Все недолгие полчаса я крепко сжимал ладонь Ксюши, словно боясь, что она сбежит. А судя по тому, что она с не меньшей силой повторяла мой жест, думали мы об одном и том же.
Её искреннее «да» разбивает тяжёлые оковы напряжения, окольцевавшие мою грудь толстыми стальными обручами, и когда подходит момент целовать теперь уже мою жену, Ксюша первая сокращает разделяющее нас небольшое расстояние. Мы оба не можем найти в себе силы оторваться друг от друга, и только вежливое покашливание родных и недовольное бурчание парней кое-как возвращает меня в реальность. Вглядываясь в эти доверчивые зелёные глаза, ставшие самыми дорогими и желанными всего за два месяца, я наконец-то ощущаю себя целым и по-сумасшедшему счастливым.
— Люблю тебя, малышка.
— И я люблю тебя, Демон.
Эпилог. Кирилл
Три месяца спустя
Я нервно вышагивал перед кабинетом с уже начавшей выводить из себя табличкой «не входить». Какого чёрта мне туда нельзя?! Ну и что, что при осмотре пациента посторонние должны находиться снаружи — я ведь не посторонний! Это моя жена сейчас там, совершенно одна, напугана и наверняка уже рыдает истеричными слезами…
Стараясь отгородиться от мрачных образов, настырно атаковывающих мозг, прокручиваю в голове мысль о том, что высшие силы всё-таки услышали мою просьбу и подкинули моим парням «внеклассное занятие»: теперь каждый из них занят девчонкой — в прямом смысле этого слова. Хотя ситуации у них всё же разные.
Макс — это, как всегда, отдельная тема. Месяц назад он подцепил в ночном клубе «какую-то девицу», как он выразился — за что уже тысячу раз получил по шапке, потому что попёрся туда без нас — и теперь не может избавиться от неё. Не в том смысле, что она на него вешается; как раз наоборот: только завидев его издали, девушка с мягким и таким неизбитым именем Нина, которую, как оказалось, Макс в тот вечер лишил невинности, бросается наутёк с такой скоростью и прытью, словно ведьма от инквизиции. А вот из своей головы Макс её выкинуть не может, и в последнее время он стал ещё дёрганней, чем был после истории с Никитой. Парням приходится следить за ним чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, чтобы этот придурок не спился окончательно.