Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз

Поддубская Елена

Прямо с электрички, Малыгин направился в общежитие. Скучающая в темноте Анна Леонидовна с удовольствием бросилась в разговор с красавцем Малыгиным, рассказав ему и про непривычную тишину, и про то, как двое студентов, один из которых Игнат, а другая – Лена, которая, судя по описаниям, и могла быть Николина, ушли после ужина гулять на озеро. Малыгин потоптался в раздумьях у крыльца общежития и побрёл к озеру наугад.

Очень скоро парень наткнулся на Лену и Игната. Молодые люди сидели на берегу озера на траве и негромко переговаривались. Воздух на улице был тяжёлым, натягивало грозу, но Николина и Андронов не замечали похолодания, летящих в них веток и листьев, весело болтали о предстоящей поездке в колхоз, обсуждая приготовленную для работы одежду.

Виктор подслушал за их спиной, не показываясь, как Игнат пожаловался на то, что не взял с собой, так как не знал, резиновые сапоги, а Лена посоветовала завтра же утром сбегать на рынок и купить. Андронов на секунду замолчал, потом спросил вслух сколько такая обувь может стоить. Николина предположила, что недорого и даже предложила взаймы. Деньги в колхозе всё равно были не нужны, их можно было отдать потом, а вот без непромокающей обуви ехать на месяц и в осень казалось девушке неразумным. Юноша согласился с ней и принялся благодарить за предложение занять деньги. Тут-то Виктор и дал о себе знать, хмыкнув.

На появление Малыгина Николина вздрогнула, а потом откровенно обрадовалась. Андронов сразу насторожился, замкнулся. Он протянул руку для знакомства и молча осматривал Малыгина, оценивая. Оказалось, что ребята знали друг друга, встречались не раз на соревнованиях, но никогда до этого не разговаривали. На вопрос Виктора почему Игнат перевёлся в Малаховку из ГЦОЛИФКа ответа не последовало.

– Так бывает, – решила Лена и тут же предложила Виктору пойти в общежитие и поиграть там в карты, чтобы скоротать вечер и познакомиться получше. Малыгин замялся: зная, что поселится на даче, комнаты в общежитии на новый учебный год Виктор не запрашивал. Узнав, в чём проблема, Николина тут же попыталась решить её по-девичьи просто.

– Витя, в общежитии все комнаты пустые. Переночуешь у Игната, а завтра уже поедешь в Москву, – предложила она.

Виктор глянул вопросительно на Игната. Андронов вяло, но согласно кивнул. Так втроём они побрели по дорожкам института к общежитию, выяснив, проходя мимо кафедры легкой атлетики, что из-за перевода в Малаховку у Игната больше нет тренера: предполагаемый московский не мог работать со спортсменом, который будет учиться в области. И тут же Виктор предложил переговорить на эту тему с преподавателем малаховской кафедры Евгением Александровичем Молотовым, курирующим прыгунов. Виктор, вне сборной, был определён к нему и уже общался неоднократно.

– Женя – классный мужик, – охарактеризовал Малыгин тренера, – Он сейчас тоже в колхозе. Подойдёшь к нему там от моего имени, всё объяснишь. Думаю, проблем не будет. – Голос Виктора звучал уверенно, парень смотрел на жизнь позитивно, внушая Игнату скорое разрешение данной проблемы.

– Спасибо, – сухо проговорил Андронов, снова замыкаясь в своих мыслях, доступа к которым новым друзьям по институту пока не было.

В общежитие вошли втроём, укрываясь от внезапно поднявшейся ветряной бури. На входе без всякой утайки рассказали Анне Леонидовне про то, что Виктору негде ночевать, но уже завтра парень уедет из общежития.

– Да иди, родимый, иди. Конечно, поспи здесь, – согласно пропустила Виктора дежурная и даже поспешила выдать ему постельное бельё. Выпроваживать студента на улицу в такой час и при такой погоде, для пожилой женщины и думать было нечего; все-таки Анна Леонидовна любила студентов, привыкала к ним и переживала за каждого. Наблюдая за молодыми людьми на протяжении долгих лет учёбы, она могла определить кто из них чего стоит: кто пришёл в институт учиться и получать знания, а кто попал сюда по недоразумению, просто не зная чем себя занять после школы. Ко многим из ребят и девушек тётя Аня откровенно привязывалась и, когда студенты покидали общежитие, окончив институт, жалела о них и вспоминала. Но были и такие, уходу которых радовалась в душе заранее. Глядя на Малыгина и Андронова, дежурная уже сейчас могла сказать, что эти ребята не доставят хлопот ни руководству института, ни ей самой. Хорошее воспитание и надёжность пробивались

в обоих через каждый взгляд и сказанное слово. Были в их внешнем виде спокойствие и уверенность в себе, пусть пока мало проявленные, но уже просматриваемые. Такие не подведут товарищей по группе, не обидят их, не оскорбят. А про Лену Анна Леонидовна всё узнала из недавнего разговора по душам, когда девушка растерянно оглядывалась на проходной на молчаливые стены, признаваясь, что осталась ночевать в комнате девчат только потому, что завтра утром предстояло ехать в колхоз.

«Бедовая. Бледная какая из-за недуга, а всё туда же, в колхоз рвётся», – оценила дежурная Николину по-своему, согласно кивая объяснениям девушки. А теперь радовалась тому, что не осталась студентка в общежитии одна и есть с кем поговорить на свои, молодые темы.

– За мной – презент, – широко улыбнулся женщине Малыгин, принимая бельё, подмигнул Николиной и пошёл за Игнатом по лестнице наверх.

В комнате, где стояло пять кроватей, Малыгин постелил у окна и весь вечер провёл с друзьями за картами, проигрывая «в дурака» партию за партией не потому, что плохо играл, а по причине рассеянности; сразу стало ясно, что Андронову тоже приглянулась Николина и просто так отказываться от намерений понравиться девушке Игнат не собирался. Николина вела себя одинаково по отношению к обоим одногруппникам, улыбаясь без кокетства, разговаривая без жеманности и отвечая на вопросы о себе откровенно, но в меру.

– Интересно, как там наши доехали? – спрашивала Лена, раздавая карты или принимая их, и хохотала откровенно, когда Виктор шутил, что курс молодого бойца на полях студенты начнут проходить уже завтра.

– Завтра, – проговаривал протяжно Игнат, глядя за окно, где не только поднялся ветер, но и теперь вовсю сверкали молнии и далеко-далеко гремел гром. И каждый из троих, после того, как Андрон скрытно прижимал розданные карты к животу и смотрел на партнёров по игре недоверчиво, пускался мыслями в совсем близкое будущее, представляя его и рисуя себе картины практики в колхозе. И снова и снова Малыгин мысленно жалел, что не сможет поехать в Луховицы, получше узнать Лену, поближе сойтись с Игнатом, в котором чувствовал теперь не просто достойного соперника по сектору, но и угадывал хорошего парня и верного товарища.

Когда Николина ушла к себе, парни долго ещё разговаривали в темноте при вспышках молний о том, какими разными бывают женщины вообще, и как обоим понравилась Николина в частности. После разговора они заснули здоровым глубоким сном, думая о Лене и желая ей спокойной ночи.

Николина спала эту ночь действительно хорошо, провалившись в сон сразу, словно устала после целого рабочего дня. И не беспокоила девушку больше температура, не бил озноб, не тревожили мысли. Впереди было доброе осеннее утро и новые планы на новый день.

16

Слух Цыганок не подвёл: возле дверей в одну из комнат на пять человек, где разместились ребята, стоял со стороны коридора Савченко и разговаривал с Попинко, находящимся внутри комнаты. Гена говорил громко и зло:

– И шо, шо ты продумал каждую мелочь? Шо я должен из-за этого теперь задыхаться? Завалил всю комнату своим шмотьём. Ты шо на пять лет сюда приехал, колхозник?

Андрей держал в руках полупустую корзину и оправдывался спокойно:

– Зачем на пять лет? Мало ли что может случиться? Мы же тут – в дали от цивилизации, до ближайшей больницы, сам слышал, сорок километров. Магазинов нет. Стирать негде. Вот я всё и продумал.

Ребята продолжали переговоры с нарастанием интонации со стороны коридора и с угасанием её со стороны комнаты. Из своей «кельи» на шум вышла Горобова:

– Что тут за базар, Савченко? Почему кричишь?

– Та потомуша, Наталья Сергеевна, – Гена ткнул рукой на Попинко, – Посмотрите на этого садовода-любителя и его тумбочку, которую он полностью присвоил.

Горобова вошла в комнату, вопросительно посмотрела на Андрея, стоящего перед занятой кроватью с огромной корзиной в руках. Попинко стал заикаться: