Эхо далекой битвы

Торнли Диана

— Генерал Сектора мертв, — ответил Очакас.

Форос удивленно вскинул брови.

— Но ведь не ты же прикончил его, — сказал он после короткого раздумья. — Если бы так, то ты остался бы там, наверху, и руководил спектаклем. — Великан наклонился. — Так кто же это сделал, генерал? Кто теперь Самый главный?

— Мазуки, — бросил Очакас.

Лохоже, Форос не ожидал такого ответа. Он выпрямился, а гнусная ухмылка на его лице сменилась гримасой недоверия.

— Им требуются люди-рабы, — пояснил Очакас. —

У нас есть основания полагать, что они готовятся обратить в рабство все население Иссела.

Великан откинул голову назад и рассмеялся. В его смехе звучала горечь.

— А ты не сказал им, что они опоздали, а, генерал? Что рабов на Исселе хватает и без них? Уже тридцать лет здесь процветает рабство.

Очакас промолчал, а Форос еще долго и пристально смотрел на него, слегка прищурясь.

— Отпустите их, — вдруг приказал он и, заметив, что не все ему повиновались, заорал: — Ну! Я сказал, отпустите!

Потом он подождал, пока его люди, ворча под нос, отойдут, и снова обратился к генералу:

— Милости просим, генерал. Становитесь в ряды рабов. Думаю, что это лучше, чем убить вас на месте. Так вы сможете увидеть, на что это похоже. Вы умрете вместе с нами, но не сразу, а постепенно.

ГЛАВА VIII

Тристан повернул голову, когда доктор осторожно дотронулась до его плеча. Лицо юноши исказила болезненная гримаса.

— Все еще болит? — спросила Мозес.

— Да.

Она вздохнула.

— Я так и думала. На этот раз мы сделали намного больше, чем в первую процедуру: удалили поврежденную ткань и наложили новую. Так что некоторое ощущение жжения должно быть. Ты пользуешься морфезиновым настоем?

— Да.

Ей пришлось поднимать простыню, чтобы осмотреть его спину. Тристан уже сам опустил ее до пояса, потому что даже малейшее прикосновение вызывало раздражение кожи. Прохладные пальцы доктора Мозес ощупали лопатки, ребра, остановившись на правом боку, где было наложено несколько швов. Юноша лежал, стиснув зубы и закрыв глаза.

— Будет больно еще два дня, — сказала она, — но все пройдет, как только ты начнешь двигаться и растягивать новую кожу. Третья процедура будет полегче.

Мозес сделала шаг назад.

— Выздоровление идет нормально. Температура опускается, а остальные показатели уже давно в норме. — Их взгляды встретились. — Как твой желудок? Может, попробуешь что-нибудь солидное?

Он задумался, затем кивнул.

— Хорошо.

— Как насчет куска настоящего мяса с косточкой, которое нужно как следует пережевывать?

Тристан удивленно взглянул на нее. Прошло почти три недели с тех пор, как он рассказал Либби о своем желании, и уже не думал, что его можно выполнить. Уж не поддразнивает ли она его? Тристан посмотрел ей в глаза.

Доктор Мозес улыбалась.

— А ты думал,

что я забыла или не смогла выполнить обещание? Что ж, некоторые держат слово, даже если это требует времени. Жаль, конечно, что пришлось так долго ждать. Тебе помочь? — Она поддержала юношу под руки, затем нажала кнопку, опуская закрепленный на переборке столик.

Из стены выползла механическая рука, скользнула вниз, повернулась и остановилась над коленями Тристана.

— В следующий раз не буду ждать и связываться со всей этой бюрократической неразберихой! Проще самой пойти на охоту!

Либби сняла с подноса салфетку.

— Твоя мать говорит, что ты любишь недожаренное мясо. Как тебе вот это?

Доктор поставила тарелку перед Тристаном и, отступив на шаг, вопросительно взглянула на него.

Кусок мяса с косточкой занимал почти все блюдо. Сверху и снизу его покрывала хрустящая золотистая корочка, но в середине виднелась красная сочная плоть. Тристан почувствовал, как рот наполняется слюной.

— Решай сам, — сказала Либби, — может, тебе это придется не по вкусу. Но выглядит аппетитно. Я подумала, что соус тебе не понадобится, как и вилка с ножом. Что-нибудь еще?

— Нет. — Тристан опустил глаза. — Спасибо.

— Лучшей благодарностью будет пустая тарелка, — ответила она. — Я приду через полчаса.

Тристан подождал, пока женщина выйдет, и обеими руками взялся за косточку. По пальцам потекла горячая кровь, смешанная с жиром. Он слизнул ее, прежде чем впиться зубами в мясо. Закрыв глаза, юноша жевал его, наслаждаясь вкусом и запахом каждого кусочка.

Нет, это не пейму. Совсем другой аромат, да и само мясо пожестче. Впрочем, Тристан почти не жевал его, а, покатав во рту, проглатывал.

Возле косточки мясо было практически сырое, и его приходилось рвать зубами, урча, как это делал Пулу и другие охотники.

Тристан не замечал пятен на ладонях, замасленных пальцев, набившегося под ногти жира. Наконец обглоданная кость легла на тарелку, и Тристан опустил глаза на свои руки…

ЛЕЗВИЕ КИНЖАЛА РВАНУЛОСЬ ВВЕРХ, ПОД ГРУДНУЮ КЛЕТКУ МАЗУКА. ТОТ ЗАСТОНАЛ И ОТШАТНУЛСЯ. ГОРЯЧАЯ КРОВЬ ТЕКЛА ПО РУКЕ ТРИСТАНА…

Его охватил ужас, на лбу выступил холодный пот. Он попытался вытереть кровь, но она уже засохла.

— Нет! Нет!

Лицо мазука выплыло из глубин памяти таким, каким оно было в ту последнюю минуту и каким являлось Тристану в ночных кошмарах: раскрытый в безголосом крике рот, выпученные глаза. Даже тьма туннеля не могла скрыть этого изуродованного ужасом лица.

— Нет! — Тристан отбросил поднос. Рука его дрожала, и он зажал ее между коленями.

Нужно умыться! Путаясь в простыне, юноша кое-как поднялся с кровати и чуть не упал от острой боли. Он пошатнулся, но все же успел ухватиться за край откидного столика.