Эхо драконьих крыл
Шрифт:
— Да. У нас, думаю, все умеют петь, правда, не все делают это хорошо. Джеми всегда говорил мне, что у меня голос, как у простуженной лягушки.
Я улыбнулся в темноте.
— Никогда не слышал, как поют простуженные лягушки. Не споешь ли ты мне что-нибудь?
— Как, сейчас? — она была удивлена и, казалось, обрадована.
— Да. А я подпою тебе, если сумею.
— А ну как ты не знаешь песни?
— Малютка, — сказал я ласково, — я схватываю все на лету. Она выпрямилась и прочистила горло.
— Учти, ты сам попросил, — сказала она. — Это
Она пропела чудесную песню, нежную и тихую. Голос у нее был замечательный, хотя и звучал очень молодо. Я решил, что Джеми, вполне возможно, не все знал о ней. Когда она запела вновь, я присоединился к ней вторым голосом, стараясь, чтобы созвучие было таким же простым, как и напев. Вопреки моим опасениям, она не остановилась, а пропела всю песню до конца. Мне было приятно слышать, как наши голоса сливаются вместе.
Когда стихли последние нотки, она сказала негромко:
— Если бы тебя услышали барды, они пали бы к твоим ногам и умерли бы от счастья. Я никогда еще не слыхала ничего столь красивого, если, конечно, убрать мое собственное пение. Прошу тебя, Акор, спой мне что-нибудь! — взмолилась она. Голос ее был тихим, словно она боялась говорить громко.
Никакая иная ее просьба не могла бы тронуть меня до такой степени, и это было самым лучшим, чем я мог бы ее одарить. Возможно, я искушал судьбу.
Возможно, судьба была благосклонна к нам с Ланен.
Все ее существо теперь переполняло меня, вплоть до мелочей, и кроме нее ничего больше не было.
— Ланен, дорогая моя, для меня это честь. Я исполню тебе новую песню, ее подсказало мне сердце прошлой ночью.
Я закрыл глаза. Поначалу в мои намерения не входило спеть ей ту самую песню, но сейчас мне уже стало все равно. Думаю, что, за какую бы песню я ни взялся, в конце концов все равно пропел бы именно ту. Я знал: если двое создают такое творение вместе, если их голоса сливаются во время пения воедино, значит, происходит настоящее единение двух существ. Но я не верил, что подобное возможно. Сделав глубокий вдох, я поднял голову и запел песню, которая явилась мне прошлой ночью, когда в мечтах своих я видел Ланен в облике кантри, кружившуюся вместе со мною в полете влюбленных.
Ланен
Он запел, тихо и нежно; мотив был веселым и быстрым, а звуки песни напоминали детский голос. Мне тут же захотелось пуститься плясать и смеяться. Потом песня изменилась, сделалась более печальной и напомнила мне о темных днях, проведенных мною в Хадронстеде. Вскоре я поняла отчасти, о чем он пел. В его песне я услышала свое путешествие по Илсе, музыку рек, а затем и более сильное звучание — шум моря.
Потом голос его сделался низким и приобрел красоту неба и зимней ночи, под покровом которой мы летели с ним сюда. Мне слышалась радость, которую он испытывал, неся в своих лапах, созданных, казалось, лишь для разрушения, хрупкую фигурку своей возлюбленной.
Это была я.
А
В своей песне он превратил меня в деву-дракона, с широкими быстрыми крыльями и пламенным дыханием — свободную, могучую и отважную. Вместе мы взмывали, подхватываемые ночным ветром, творили музыку и, слившись воедино, становились друг для друга всем на свете, — это и в самом деле могло бы произойти, будь Ветры и Владычица к нам милостивее. Я плакала от радости, от изумления и чувствовала, как в этой песне я несусь на крыльях ветра, став неразрывной частью того, кто хранил мое имя в своем сердце.
И я начала ему подпевать.
Я отбросила свои страхи, оставив позади себя все то, что удерживало меня на земле. Я позволила своему голосу присоединиться к его пению, устремиться туда же, куда несся и он; затем мы вновь разделились, чтобы опять слиться воедино… Никогда раньше я не представляла себе подобной музыки: она волновала мне кровь, стремительным потоком струясь по жилам. Ту часть моего сердца, которой он еще не овладел, я отдала ему сама. Я чувствовала, как моя душа вытекает из меня, сливаясь с его душой, пока мы летели друг подле друга. Я ощущала тугой воздух, который рассекала своими крыльями, вдыхала приближение рассвета и радовалась тому, что мой возлюбленный находится рядом; мы были едины с ним…
В конце своей песни он опустил нас на землю. Я больше не подпевала ему, а просто слушала, наслаждаясь восхитительным великолепием его голоса и тем новым, что мы открыли друг в друге.
А потом воцарилась тишина.
Акхор
Говорить мне не хотелось. Когда я вновь пришел в себя, Ланен стояла подле меня, положив руку мне на бок. Я слегка наклонился, а она, потянувшись ко мне, обняла меня вокруг шеи — насколько это было возможно — и прислонила свою голову к моей.
Ближе прижаться друг к другу мы уже не могли.
Ни за что на свете я бы не пошевелился, не сдвинулся с места. Ночь окутывала нас своим темным покровом, опускавшемся сверху, и звездный свет падал на нас, освещая две потерянные души… Наконец она прервала молчание.
— Кордешкистриакор, — прошептала она.
Никто никогда не произносил мое истинное имя вслух. Я почувствовал, как неведомая сила, искрясь, пронизывает меня насквозь, будоража и ужасая; но в то же время от нее веяло теплом любви, исходившей из сердца той, что произнесла это имя.
— Ланен Кайлар, — прошептал я в ответ и почувствовал, как она задрожала.
— Акор, что мы сделали? — спросила она тихо. — Что это было?
— Дорогая моя, если бы я знал, — ответил я. — Я лишь могу сказать, что это был полет влюбленных.
Я ощутил, как она вздрогнула.
— А что это такое?
— Так принято среди моего народа, когда… Ланен, дорогая моя, наверное, тебе это так же тяжело слышать, как мне говорить… Так у нас принято, когда мы выбираем себе спутника жизни. Двое влюбленных взмывают в небо и…