Эхо прошлого
Шрифт:
– В прошлый раз было не так, – пожаловалась она, приоткрыв один глаз, пока я прощупывала ее живот.
– Каждый раз бывает по-разному, – рассеянно ответила я.
Один быстрый взгляд, и мое сердце подскочило: ребенок больше не лежал боком. Хотя… в головное предлежание он так и не повернулся. Он не шевелился – обычно во время родов дети не двигаются. Мне показалось, что я нащупала его головку вверху, под ребрами Лиззи, но вот как расположено все остальное?
– Дай-ка посмотрю вот здесь…
Под одеялом Лиззи была голой. Ее влажная сорочка висела на стуле
Поначалу я боялась смотреть, но, взглянув, облегченно выдохнула. Самое страшное с ягодичным предлежанием плода то, что, что когда оболочка разрывается, часть пуповины может выпасть, и петля оказывается зажатой между тазовой костью роженицы и предлежащей частью плода. Но у Лиззи все было чисто, и быстрый осмотр показал, что шейка матки почти открылась.
Оставалось только сидеть и ждать, что покажется вначале. Я развязала свой сверток, поспешно затолкав моток проволоки с заостренным концом под груду тряпок, расправила навощенный холст и вместе с тетушкой Моникой перетащила на него Лиззи.
Когда та в очередной раз истошно завопила, Моника моргнула и посмотрела на низенькую кроватку, где посапывал малыш Родни. Моника взглянула на меня, словно показывая, что все в порядке, затем взяла Лиззи за руки и тихонько зашептала что-то по-немецки, пока та кряхтела и тяжело дышала.
Дверь тихонько скрипнула, я обернулась и увидела одного из братьев Бердсли: он заглядывал в хижину, и его лицо выражало страх вперемешку с надеждой.
– Уже родился? – хрипло прошептал он.
– НЕТ! – взревела Лиззи, резко сев на постели. – Убери свою физиономию с глаз моих долой, иначе я откручу вам яйца! Все четыре!
Дверь тут же закрылась, и Лиззи, пыхтя, обмякла.
– Ненавижу их! – выдавила она сквозь сжатые зубы. – Чтоб они сдохли!
Я сочувственно хмыкнула.
– Ну, я уверена, что они, по крайней мере, страдают.
– Вот и хорошо. – В считаные секунды ярость Лиззи сменилась сентиментальностью, глаза наполнились слезами. – Я умру?
– Конечно, нет! – сказала я, стараясь придать голосу уверенность.
Лиззи вновь издала пронзительный вопль.
– Gruss Gott! – воскликнула тетушка Моника и перекрестилась. – Ist gut? [32]
Я заверила ее, что все в порядке, и спросила, есть ли в хижине какие-нибудь ножницы.
32
Великий Боже! Все хорошо? (нем.)
– О, ja! – ответила она и достала из своей сумки пару крошечных, очень потертых, но когда-то позолоченных ножниц. – Фы это хотеть?
– Danke.
– Ч-Е-О-О-О-О-Р-Р-Р-Р-Т-Т!
Мы с Моникой вместе посмотрели на Лиззи.
– Не перестарайся, – сказала я. – Они,
Лиззи затихла, тяжело дыша, но сумела кивнуть и даже чуть-чуть улыбнуться.
Затем дела пошли быстрее: Лиззи и вправду была быстрой. Я проверила ее пульс, затем шейку, и мое сердце забилось в два раза быстрее, когда я нащупала то, что явно было крошечной ножкой на пути наружу. Может, я смогу достать вторую?
Я бросила взгляд на Монику, оценивая ее размер и силу. Жилистая, словно плеть, но совсем не крупная. А вот Лиззи сейчас размером с… ладно, возможно, Йен и не преувеличивал, когда решил, что у нее будет двойня.
От ужасающей мысли, что детей там действительно двое, у меня волосы стали дыбом, несмотря на влажную духоту хижины.
«Нет, – твердо сказала я сама себе. – Никаких близнецов, ты прекрасно это знаешь. И с одним придется нелегко».
– Похоже, нам понадобится кто-нибудь из мужчин, чтобы придержать ее за плечи, – сказала я Монике. – Приведите, пожалуйста, одного из близнецов.
– Обоих, – выдохнула Лиззи, когда Моника повернулась к двери.
– Одного вполне…
– Обоих! А-А-А-А-А-Х!
– Обоих, – велела я Монике, которая деловито кивнула.
Близнецы ворвались в хижину с порывом холодного воздуха, на их лицах застыли одинаковые маски тревоги и волнения. Я не успела ничего сказать, как они тут же бросились к Лиззи, словно пара железных стружек к магниту. Лиззи с трудом села, один из близнецов встал позади нее на колени и принялся ласково разминать ее плечи, когда прошла последняя схватка. Его брат сел рядом с Лиззи, заботливо обняв то, что когда-то было ее талией, а другой рукой убирая назад со лба взмокшие от пота волосы жены.
Я попыталась накрыть ее торчащий живот одеялом, но разгоряченная Лиззи сердито его оттолкнула. В хижине было влажно и жарко от кипящего котла, пота и наших усилий. Я подумала, что близнецы гораздо лучше меня знакомы с анатомией Лиззи, и отдала скомканное одеяло тетушке Монике. При родах нет места скромности.
Взяв ножнички, я опустилась на колени перед Лиззи и быстро надрезала промежность, почувствовав на руке крохотную струйку теплой крови. Довольно редкая процедура при обычных родах, но сейчас мне требовалось место для манипуляций. Я прижала к разрезу чистую тряпицу, но кровотечение почти прекратилось, а внутренняя поверхность бедер Лиззи уже и так была вся в крови.
Это и правда была ножка. Увидев длинные, как у лягушонка, пальчики, я машинально взглянула на босые ноги Лиззи, крепко упертые в пол по обе стороны от меня. Нет, у нее пальцы короткие и пухленькие, значит, это вклад близнецов.
Сырой, болотный запах околоплодных вод, пота и крови поднимался от тела Лиззи, словно туман, и по моим бокам тоже струился пот. Я просунула палец под крохотную пяточку, захватила ее и вытащила наружу ножку, чувствуя, как в плоти ребенка пульсирует жизнь, хотя сам он не шевелился, беспомощный, скованный процессом рождения.