Эхо прошлого
Шрифт:
Значит, Арч Баг вернулся к развалинам Большого дома, намереваясь забрать золото после отъезда дяди Джейми, только вот сокровище исчезло. На миг Йен задался вопросом, удалось ли Арчу прикончить белую свинью, но сразу же отмел это предположение: дядя говорил, что та тварь – исчадие ада, ее просто так не уничтожишь, и Йен охотно ему верил.
Он бросил взгляд на Ролло, который мирно дремал у его ног и ничем не показывал, что рядом кто-то чужой. Уши пса были настороженно приподняты. Йен немного расслабился, хотя и не расставался
Конечно, не только из-за Арча Бага, ведь еще существовали и мародеры, и дикие звери. Йен взглянул на Труди и Гермиону, которые лежали рядышком по другую сторону костра, закутавшись в его одеяло. Вот только девчушек там не оказалось. Одеяло взбили, чтобы создать видимость, будто под ним кто-то лежит, но внезапный порыв ветра откинул угол, и Йен убедился, что там никого нет.
Он в отчаянии закрыл глаза, потом открыл и посмотрел на пса.
– Почему ты ничего не сказал? – спросил он у Ролло. – Ты-то наверняка видел, как они сбежали!
– А мы не сбежали, – сообщил хрипловатый голосок за его спиной.
Йен обернулся и увидел девчушек. Они обе сидели на корточках возле его седельной сумки и сосредоточенно копались в ней в поисках еды.
– Мы просто проголодались, – сказала Труди, деловито набивая рот остатками лепешки.
– Я же вас накормил!
Он подстрелил несколько куропаток и запек их в глине. Не самое роскошное пиршество, но…
– А мы не наелись, – честно заявила Гермиона.
Она облизала пальцы и рыгнула.
– Вы что, выпили все пиво? – возмутился Йен, поднимая пустую керамическую бутыль, которая перекатывалась у ног девочки.
– Ммм-хмм, – сонно сказала она и неожиданно села.
– Нельзя воровать еду! – сурово произнес Йен, забирая у Труди опустевшую седельную сумку. – Если вы съедите все сейчас, то нам придется голодать, пока я не… не доставлю вас туда, куда бы мы ни ехали, – почти неслышно закончил он.
– А если мы не поедим, то будем голодать сейчас, – резонно заметила Труди. – Лучше голодать потом.
– А куда мы направляемся?
Гермиона слегка покачивалась из стороны в сторону, словно маленький грязный цветок на ветру.
– В Кросс-Крик, – ответил Йен. – Это первый большой город на нашем пути, и я там кое-кого знаю.
А вот есть ли у него знакомые, которые могли бы помочь в сложившихся обстоятельствах… жаль, что нельзя обратиться к двоюродной бабушке, Иокасте. Живи она по-прежнему в поместье «Горная река», можно было бы оставить девчонок там, но Иокаста и ее муж Дункан перебрались в Новую Шотландию. Была еще служанка Иокасты, Федра… Кажется, она работает в пивной в Уилмингтоне. Но нет, она не сможет…
– Такой же большой, как Лондон?
Гермиона легко опрокинулась на спину и легла, широко раскинув руки. Ролло поднялся, подошел к ней и обнюхал. Она захихикала – первый невинный звук, который услышал от нее Йен.
– Что с тобой, Герми?
Встревоженная Труди бросилась
– С ней все в порядке, – заверил Йен, бегло взглянув на девочку. – Она просто немного опьянела. Это пройдет.
– А-а. – Успокоенная Труди села рядом с сестрой, обхватив колени. – Папа часто напивался. А еще орал и ломал все подряд.
– Правда?
– Угу. Однажды он сломал маме нос.
– О, – произнес Йен, не зная, что на это ответить. – Плохо.
– Думаешь, он умер?
– Надеюсь.
– И я тоже, – удовлетворенно сказала девочка.
Она зевнула так широко, что Йен почувствовал запах гнилых зубов с того места, где сидел, а Труди свернулась калачиком на земле, крепко обняв Гермиону.
Йен вздохнул, сходил за одеялом и накрыл их обеих, бережно подоткнув его под обмякшие тельца.
Он думал, что теперь делать. Недавний обмен словами почти походил на нормальный разговор, раньше они так не говорили, но Йен не обольщался, прекрасно понимая, что краткая попытка проявить дружелюбие не дотянет и до утра. Где бы найти кого-нибудь, кто захочет и сумеет с ними справиться?
Из-под одеяла послышалось негромкое сопение, словно пчела зажужжала крылышками, и юноша невольно улыбнулся. Маленькая Мэнди, дочка Бри, издавала точно такой же звук, когда спала.
Ему приходилось держать на руках спящую Мэнди, как-то раз даже больше часа, и он смотрел на бьющуюся на шейке жилку и не хотел отпускать крошечное теплое тельце. Представлял с тоской и болью, сглаженными временем, свою собственную дочь. Она родилась мертвой, он никогда не видел ее лица. Йекса – назвали ее могавки. «Малютка» – слишком маленькая, чтобы иметь имя. И все же имя у нее было – Ишебел. Так он ее назвал.
Йен завернулся в потрепанный плед, который дал ему дядя Джейми, когда он, Йен, решил стать могавком, и лег у костра.
Молись! Вот что посоветовали бы ему родители и дядя. Но Йен не знал, кому именно молиться или что говорить. Должен ли он обращаться к Иисусу Христу, или к Богородице, а может, к какому-нибудь святому? К духу красного кедра, что стоит за костром, как часовой, или к жизни, которая движется в лесу и шепчет что-то под ночным ветерком?
– A Dhia, cuidich mi [45] , – наконец прошептал Йен в открытое небо и заснул.
Был ли это Бог или Йену ответила сама ночь, но на рассвете он проснулся с идеей.
45
Господи, помоги мне (гэльск.).