Эхо-сигнал
Шрифт:
Его спасло осознание того, что он не жалел об утраченной радости, ведь он знал, что эта радость в том виде, в котором она существовала, уйдёт навсегда, оставив после себя только мягкую дымку, какую оставляют все приятные воспоминания. От этого осознания печаль его просветилась
Друг был несколько разочарован прогулкой. Перед прощанием он было взглянул на Волю укоризненным взглядом, и встретил печальные глаза, полные надежды и умиротворения. Воля выглядел как шкодливый, но одухотворённый ребёнок. Он плавал где-то в глубинах своего сознания, и возвращаться на поверхность пока не собирался. Молчание перестало быть томным, друг дал Воле время побыть в себе и крепко пожал ему руку.
Вечер Воля провёл в постели, глядя в потолок. Тоска утомила его больше, чем голод и жара. Эта истома не дала ему страдать так же ярко, как днём, дымка утренней неги снова дала о себе знать и нежно скользила по телу. Поглотив ещё один бутерброд, Воля заснул с чувством того, что день прошёл хорошо и добротно, и всё это просто стоило пережить.
Во сне, как и в жизни, он снова не знал себя. Ему виделось это жирное тело в зеркале, глаза пристально смотрели на него в недоумении и страхе от того, что он не мог вспомнить серое и понурое лицо, в опухших глазницах которого они пребывали. Бесконечное зеркало сна отражало сражённого тревогой оптимиста, и Воля отрёкся от него.
II
Иногда во сне я вижу человека, олицетворяющего пространство этого самого
Беспечно прогуливаясь по рабочему месту, пока рядом нет ни начальника, ни кого бы то ни было ещё, я мог думать о чём угодно. Сегодня у меня был целый день, чтобы насладиться своими мыслями, и это не могло не радовать, хоть и совсем чуть-чуть. Проблема в том, что мысли растворялись в бетоне, который меня окружал, и мне становилось мало одних мыслей, мне не хватало реальных действий, шевелений своими руками и ногами, а может и головой.
Конец ознакомительного фрагмента.