Эхо Великой Песни
Шрифт:
Пробный Камень перевел это Одноглазому Лису, оба анаджо наскоро посовещались, и Пробный Камень сказал:
— Он говорит, такое место есть. Но людей у нас мало, и долго мы его не удержим. Может быть, день.
— Нам нужны по меньшей мере два дня, — покачала головой Софарита.
— Мы дадим их тебе, если только будет возможно, — пообещал Талабан.
За прошедшие «годы» рабочие в долине Каменного Льва тесно сплотились между собой. Поначалу это удивляло Яшу.
Одно дело — завербоваться на двадцать лет, соблазнившись большими деньгами, другое — тянуть
Все, кроме Святого Мужа, который старел день за днем.
Дело выглядело так, будто он один принимал на себя бремя прожитых ими лет. Сначала рабочих тревожили перемены в Ану, но со временем они полюбили его за это. Его старческая слабость рядом с их цветущей молодостью трогала их сердца.
Узнав о страшной войне, идущей там, за туманной завесой, они стали ценить безопасность, которую обрели здесь, а когда Ану сказал им, что пирамида спасет города и их семьи, все стали работать еще усерднее.
Теперь, когда строительство близилось к завершению, Яша испытывал странную грусть.
Стоя посреди покинутого лагеря, он смотрел на золотую пирамиду. Сложенная из миллиона двухсот тысяч блоков известняка и гранита, она весила три миллиона тонн и насчитывала двести пятьдесят футов в вышину. Сто рядов камня было в ней, и некоторые глыбы тянули больше двадцати пяти тонн.
Поистине монументальное сооружение.
Ану напоследок поблагодарил рабочих и велел им укрыться в холмах над карьером.
— Враг близко, — сказал он таким слабым голосом, что стоящим рядом пришлось передавать его слова задним рядам. — Но вас не станут разыскивать. Они придут к пирамиде, а потом отплывут прочь на своих золотых кораблях. Даю вам слово. Вы вернетесь по домам и получите все, что вам обещано. Ступайте, и да будет с вами мое благословение.
Яша стоял один около хижины Святого Мужа. Ану попросил его задержаться. Десятник бросил взгляд на хибары, где жили женщины, и от нечего делать прикинул, со сколькими он переспал за эти годы.
Дверь хижины скрипнула, и Ану, медленно, с трудом вышел на свет, неся несколько папирусных свитков.
— Спасибо, что дождался меня, — сказал он.
— Пора уходить, Святой Муж. Давай я тебя понесу.
— Я никуда не пойду, Яша, но ты тем не менее можешь отнести меня. — Ану дрожащей рукой указал на пирамиду. — Вон туда, на вершину.
Леса все еще оставались на месте. Яша донес старика до пирамиды, взвалил на спину и медленно полез наверх. Вершина была плоской, поскольку Ану заявил, что верхушечный камень не нужен. Яша находил это странным — ведь во всем остальном пирамида была совершенна.
Ану сел на золотой камень, и они оба стали смотреть на долину.
— Когда-то я пообещал тебе, Яша, что наша пирамида будет служить не только аватарам, но и всему миру. Ее песнь, когда зазвучит, избавит нас от зла, и враг сгинет.
— Такая красавица будет стоять вечно, — улыбнулся Яша.
— Нет — и года не простоит. Музыка, созданная мною, очень
— Но почему, Святой Муж? — спросил пораженный Яша.
— Мы сидим с тобой на вершине великого источника силы.
Ее, как всякую силу, можно использовать и во благо, и во зло.
Если бы я оставил пирамиду стоять, рано или поздно нашелся бы человек, который переделал бы музыку. В будущем, — с грустной улыбкой продолжал Ану, — люди сделают множество попыток повторить то, чего достигли мы. И кому-то, возможно, это удастся. Я не настолько самонадеян, чтобы почитать себя единственным, кого благословил Исток. Однако время уже замедляет ход, Яша, и нам надо кое-что обсудить. Аватаров в наших городах почти не осталось, власть перешла к вагарскому совету. После причиненных войной разрушений им не захочется выполнять данные аватарами обещания — особенно те, что могут опустошить их казну. Рабочие, вернувшись в город, обнаружат, что платить им никто не собирается. Сейчас мой ученик Шеван как раз оповещает их об этом. В заключение он скажет, что ты о них позаботишься и сдержишь мое обещание.
— Я? Но как, Святой Муж?
Ану вручил Яше два из своих свитков.
— Первый — мое завещание, где я оставляю тебе все, чем владею. Может быть, с наследованием тоже возникнут сложности, не знаю. Второй — это карта, на которой отмечено, где я зарыл двенадцать сундуков с золотом. Этого хватит, чтобы расплатиться со всеми рабочими и всеми женщинами, сохранившими свои таблички.
— Глупо с твоей стороны оставлять столько золота мне.
Отчего ты не завещал его Шевану?
— Я в жизни натворил много глупостей, как любой из живущих на земле, но в этом деле я поступил правильно. Ты Человек гордый и знаешь, что такое честь. Жену свою или дочь я бы тебе не доверил, но мы говорим всего лишь о золоте. Ты расплатишься со своими товарищами и будешь скрупулезно Честен в расчетах.
— Верно, буду, — признал Яша. — Я сделаю это для тебя, Ану. — Он спрятал свитки за пазуху и спросил:
— Почему ты хочешь остаться здесь?
— Я должен. Я и есть вершинный камень, завершающий Музыку. Теперь ступай, Яша. Оставь меня.
Десятник встал, наклонился и поцеловал старика в лоб.
— Люди не забудут тебя, Святой Муж.
— Забудут, как и всех, кто жил до меня, — с улыбкой возразил Ану. — Иди же!
Яша бросил последний взгляд на белобородого старца, сидящего на камне, и стал спускаться вниз.
Талабан, чей зи-лук разрядился, прыгнул с валуна прямо в гущу алмеков. Его меч обрушился на шею одного врага, кинжал вошел в грудь другого. Пробный Камень и еще несколько анаджо, выскочив из засады, тоже ринулись врукопашную.
Внезапность их атаки ошеломила алмеков и вынудила отступить вниз по тропе. Талабан подобрал брошенную огневую дубинку, разрядил ее в бегущих и отшвырнул в сторону.
Глянув на небо, он увидел, что начинает смеркаться. Вот уже почти сутки они сдерживали алмеков. В живых остались только трое аватаров и пятнадцать анаджо. Враг загонял их все выше. Еще один натиск — и они окажутся на открытом месте, где их быстро перебьют.