Эхо войны.

Шумилова Ольга Александровна

— По–моему, проще вызвать грузовой дайр, — Тайл пожал плечами. — Если, конечно, работает связь.

— В таком случае предлагаю двигаться на выход. Только… — я мотнула головой, всматриваясь в небо. — Тайл, иди вперед, скажи детям, пусть летят домой — дождь стихает, они и одни доберутся без приключений. Не будем рисковать, если это все же живо и агрессивно.

Тайл кивнул и исчез в проходе. Я еще раз посмотрела на неподвижное тело и снова взвалила его на плечо. В узком коридоре пришлось двигаться гуськом: я с трупом и фонарем впереди, Ремо прикрывает

тылы, внимательно наблюдая за поведением «пациента».

Я шла медленно, не желая, чтобы Атка стала свидетелем столь неприглядного зрелища. В первый раз дети наверняка видели его мельком и в полутьме, не хватало еще, чтобы они рассмотрели свою находку подробно.

К тому моменту, когда мы вышли из прохода, дайр Тайла уже стремительно удалялся от гор. Сам же Тайл сосредоточенно копался в рации.

— Ну что?

— Помехи идут, но дежурный патруль я вызвал. Они уже вылетают.

Я кивнула, сгрузила свою ношу на середину площадки и присела рядом на корточки.

— Знаете, я все могу понять. Даже то, что мы наткнулись на неизвестную нам расу живых существ, хотя пусть меня пристрелят, если это не сол, причем чистокровный. Но почему у него температура окружающей среды и аура мертвого, этого я понять не могу. Если он на самом деле жив, конечно. А, док?

— И что ты еще можешь сказать? — Ремо присел рядом, хмурясь и кусая губы. Жить в мире, где каждый второй представляет из себя пусть и слабого, но все же псиона, существу, особенно врачу, напрочь лишенному ощущения ментала, тяжело, а подчас и невыносимо.

— Энергетический поток от него идет. Слабый, — я оперлась рукой о землю и посмотрела на Ремо. — Только он и от трупов идет, если смерть наступила не от истощения, болезни или старости. Остаточное явление, как рост ногтей. А так — мертвец мертвецом.

— Я не уверен, что это труп. Даже свежий, — сказал Ремо. — Извини, Орие, но, по–моему, он жив.

— Не думаю, что двигательная активность все решает, если ты об этом.

— Дело не в движениях. У него бьется сердце.

Мы с Тайлом недоверчиво посмотрели на него. Ремо положил руку лежащему на грудь и через минуту констатировал:

— Легкие тоже работают, но едва заметно.

Внезапно меня осенило.

— Ремо, а ты не думаешь, что это может быть неизвестная болезнь? И, возможно, заразная? — я вскинула на него глаза. — Потому что ни одного своего соотечественника в таком состоянии я еще не видела. Разве что день на третий после смерти.

— Не знаю. Честно, не знаю, — под нашими взглядами Ремо замер и посмотрел в небо. — В любом случае, остается только ждать. Тайл, ты не подходил близко к детям?

— Нет. Вопрос только, насколько близко они подошли к нему в первый раз?

— Не думаю, что они спускались в расселину. Ты переоцениваешь храбрость Римса, не говоря уже об Атке.

Час, прошедший до прибытия грузового дайра, мы провели в тягостном в молчании. Обратное путешествие в Развалины тянулось бесконечно: естественно, ни пилот, ни двое сопровождающих грузового дайра на эпидемию

не рассчитывали и защитных костюмов не взяли. Поэтому затаскивать найденыша в трюм и караулить его там пришлось нам.

Скорее от скуки и какой–то странной бесшабашности, чем по действительной необходимости за время полета мы с Ремо кое–как осмотрели мужчину (мое участие в основном сводилось к поворачиванию тела), вернее, молодого парня лет шестидесяти–семидесяти, и совершенно точно установили, что никакого нашествия неизвестных инопланетян не предвидится.

Парня мне было жаль. Худой до истощения, с неровно обрезанным ежиком черных волос, голыми ушами и каким–то плешивым, облезшим хвостом, он был жалок.

В форте нас уже ждали. Дайр сел за внешним периметром, где дежурила группа в защитных костюмах. Те же костюмы передали нам.

Эпидемий на Деррин не было давным–давно, и, натягивая маску, я со всей отчетливостью поняла, что бюджет на эту статью расходов урезали еще до моего рождения. О годе выпуска самих комплектов и их предполагаемой надежности думать не хотелось.

Пилота дайра, сопровождение и Атку с Римсом поместили в карантин в главном здании, в небольшую амбулаторию для лежачих больных, выделив для этого отдельную комнату. К ним приставили обоих медбратьев форта, впрочем, Ремо был отнюдь не уверен, что они смогут чем–то помочь в случае необходимости.

Нам троим достался медпункт в башне Второго периметра. Врач в Развалинах действительно был один — тяжелых больных отправляли в город, а с текущими травмами и сезонными прививками вполне справлялся один Ремо. Что будет теперь, и насколько затянется наш карантин, не знал никто. Даже комендант, хотя он приходил лично и долго орал на меня через спешно установленную прозрачную перегородку в тамбуре медпункта.

Шутить не хотелось, но я все же не удержалась, спросив, считать ли мне себя уволенной. К моему удивлению, он лишь процедил:

— Не рассчитывайте так дешево отделаться.

Сержант тоже приходил и тоже орал — скорее для порядка, больше опасаясь за нас лично, чем злясь на учиненный нами переполох.

Что имел в виду комендант своей пламенной речью, до нас дошло только к середине ночи, когда за перегородкой замаячил очередной посетитель, оказавшийся нервно вздрагивавшей Руттой.

— О боги, это что, правда, что ли?

— Что именно? — поинтересовалась я. — Если ты о дерьме, то да, мы в нем по самые уши.

— Орие, что у тебя за шутки… идиотские? — Рут испугано оглянулась. — Вы что, правда притащили сюда… ну, вампира?

— Угу. Брат двоюродный решил навестить, — скучным тоном отозвалась я. — Чего тебе, дочь моя?

— Ремо позови, — буркнула она, мгновенно обидевшись.

Я пожала плечами, встала со стула, на котором коротала последние несколько часов, карауля визитеров всех мастей, и пошла в медпункт. Ремо колдовал над нашим найденышем, положив того на одну из двух наличествующих коек (что, кстати говоря, ставило ребром вопрос о спальных местах).