Эхо войны.
Шрифт:
Домой. Я возвращаюсь домой.
Глава двадцать вторая
Но Софи и Хоул держались за руки и сияли, и сияли, и сияли, не в силах остановиться.
— Отстаньте от меня, — бросил Хоул. — Я все делал за деньги.
Глаза в глаза. Этого не может быть, верно?…
Отчего ты смотришь в его глаза и кажется тебе, будто
Белые, как снежная метель, радужки с узким серым кольцом по краю. Они смотрят отрешенно, губы презрительно поджаты. Убийца стоит на краю обрыва, скрестив руки на груди. На одной из них, замотанной полотняной тряпицей, нет трех пальцев, на бедре, в плохо зашитых прорехах от когтей, видны бурые от крови бинты. У ног в глубоком снегу раскинулся скорострел с перебитой дугой.
Скальники не щадят одиноких путников, будь это даже трижды осторожный северянин. Маги и воины Асатоля не щадят убийц, мародеров и воров, будь это даже член Деревянной Гильдии, лучшей из лучших в своем деле.
Десятник, обнажив меч, зачитывает заочный приговор и, поколебавшись, обещает заменить позорное повешение на сорокалетнюю каторгу на южных рудниках, если убийца назовет заказчика; посланница торопливо перебирает его сумки, вывернутые на снег.
Северянин кривит губы и молчит. Бледное лицо холодно и спокойно, летят по ветру тонкие инистые пряди, выбившиеся из встрепанной косы, мешаясь с метелью. Он сам — метель, снежная, ускользающая и холодная. Заказчика он не выдаст никогда, и десятник об этом знает. Кодекс наемников Деревянной Гильдии ограничен, как безграмотный крестьянин, и жесток, как закаленная сталь. И честь в нем стоит много выше жизни, а следование контракту — угрозы пыток и казней. Проще удавить, как и постановил заочный суд.
Посланница поднимает голову и растерянно смотрит на ближайшего мага. Нет. Ничего нет. Маг кивает десятнику. Тот перехватывает меч поудобнее и делает шаг вперед. Убийца, не меняясь в лице, тоже делает шаг — скользящий, будто танцующий, — но назад, к бездне горного провала.
Кричит посланница, и воин замирает. Свиток… Если северянин упадет, свиток будет потерян навсегда. И Нитерра падет под ударами чумы, пришедшей из края беспощадных полярных ветров, а если у той хватит сил преодолеть Призрачные горы, за Нитеррой последует и Асатоль. То, что свиток удалось подготовить, даже ценой стольких жизней, было неслыханной удачей, повторения которой едва ли допустят боги… Она не могла, не могла потерять его.
Лицо убийцы все так же холодно и отрешенно. И только когда он делает еще один шаг назад, посланница замечает отблеск чехольной оплетки в широком рукаве. Замечает — и бросается вперед, к бездне, чтобы кончиками пальцев ухватить перевитый стальной цепью шнур и выдернуть свиток из чужого рукава.
Убийца падает вниз, не удержавшись на заснеженном камне, но успевает ухватиться за скальный выступ, пусть и одной рукой. Минута — и окоченевшие пальцы разожмутся под тяжестью тела, и прихваченная десятником веревка так и останется лежать в седельном мешке.
Но посланницу, едва не соскользнувшую следом, хватает поперек тела чья–то жесткая рука и рывком дергает на себя. Тяжелое сбивчивое дыхание почти касается уха, острый металл царапает горло.
«Стоять,
Маги удивленно замирают. Посланница бросает свиток самому старшему и одними губами шепчет: «Уходите». Убийца, будто по воле ветра, начинает подниматься над скалами, пока его сапоги не касаются сугробов.
Смешок над ухом. Посланница скашивает глаза и видит красные рукава, расшитые черным. И знаки Смерти, причудливой вязью бегущие по краю.
Умертвие, маг смерти.
Я проснулась от ощущения, от которого уже успела отвыкнуть — отсутствия боли. Посмотрела на мужчин, выжидательно замерших у моей кровати и подумала, что все еще сплю.
— Ну вот, я же говорил. Никуда она от вас не денется, сержант — слуги Звезды вообще живучи, — скучающим тоном констатировал комендант, развалившись в кресле у изголовья. Смерил меня неприязненным взглядом: — Вы умеете переполошить всех и вся, Морровер.
Я отметила, что слышу обоими ушами, хотя и не слишком хорошо. Вгляделась в его хмурое лицо, на котором даже в полумраке были видны тонкие ниточки шрамов. Соврал про «не намного более заметные, чем ваши». Но, Звезда моя… Все действительно зажило за месяц.
— Понятия не имела, что из–за меня вообще кто–нибудь переполошится… Кроме Точе, разве что, — удивленно и вполне искренне проговорила я, переводя взгляд с одного лица, уличенного в хорошем ко мне отношении, на другое. Маэст широко ухмыльнулся, кивнул и, прогудев: «Ну, раз тебя откачали, пойду я, нашим скажу», вышел. Сержант только подмигнул: «Всем бы такую живучесть, Морровер», и сбежал вслед за своим подчиненным. Бэйсеррон без особого успеха сделал вид, что его здесь нет.
— Фарр счетовод, — губы сами собой растянулись в улыбке, — я же говорила, что вернусь. Даже призраком.
— А я говорил, что быть живой вам идет больше, — Бес улыбнулся в ответ. В янтарных глазах вспыхнули теплые огоньки. — И вы действительно всех нас переполошили.
Комендант фыркнул, неслышно поднялся с кресла и вышел, оставляя нас одних. Счетовод присел на подлокотник, скрестил руки на груди:
— Ну, как вы?
Я прислушалась к ощущениям.
— По сравнению с тем, что было — потрясающе. А… где Ремо? И…
— Убедился, что вы выживете, и вместе с помощником отправился выхаживать брата и всех тех увечных, которых вы привезли… — он посмотрел на меня со странным выражением лица. — Он в коме, если вы это хотели спросить. Уж не знаю, что с Точе делали, вам это известно лучше, — выглядит он неважно, но на тот свет пока не собирается.
— Ясно… Сообщение администрации планеты отослали?
— Пытаются. Зима близко, сами знаете, атмосфера в межсезонье нестабильна, а у нас все же не городской коммуникационный центр, аппаратура не та. В крайнем случае, передадим через псионов по сверхдальней связи сразу руководству системы, минуя планетарное. Но, все же, какой кошмар… — он посмотрел в окно. — Я думал, что успею…
— А я думала, что они останутся там, — сказала я, с удивлением понимая, что он чувствует себя если не виноватым во всей этой резне, то все же… ответственным за то, что все вышло настолько скверно. — Хотя, зная то, что сейчас, я вообще не понимаю, как мы выбрались с Корки живыми, — я помолчала. — Как… идут дела?