Екатерина Великая

Краснов Петр Николаевич

По троекратному призыву трубами началось шествие в антикамеру. В ней Государыню ожидал гофмаршал, торжественно возвестивший ей:

– Ваше Императорское Величество, кушанье на стол поставлено!

Государыня села в кресло, по правую её руку сел Великий Князь, по левую – Екатерина Алексеевна, рядом с Великим Князем сели принцесса Иоганна и принцесса Гессен-Гомбургская, против граф Алексей Григорьевич Разумовский.

Томительный парадный обряд начался.

– Прекрасное слово сказал владыка, – сказала Государыня по-русски, обращаясь к Разумовскому. – Как тонко отметил он значение брачных союзов для мира народов. Когда все между собою породнились бы, то, чаю, для чего и войнам быть?..

– Ваше Величество, – сказал

Разумовский. – Между родственниками ссоры бывают, однако, ещё лютее, чем между посторонними.

– Пожалуй, – снисходительно ответила Государыня.

Разговор не шёл. Княгиня Цербстская и принцесса Гессен-Гомбургская не говорили по-русски, Разумовский не знал ни французского, ни немецкого языков. Екатерина Алексеевна изнемогала от усталости, Великий Князь, стараясь быть серьёзным, очень много пил и ел. Принцесса Иоганна, только что узнавшая, что все её и Мардефельда письма вскрывались и прочитывались Бестужевым, и понявшая, почему Государыня её так нелюбезно выпроваживала из Петербурга, сидела красная, надутая и важная. Вокруг стола стояли «во услугах» обер-гофмейстер барон фон Миних, граф Лесток, форшнейдером при Государыне господин Шепелев, за стулом Великого Князя камергер Балк, [25] форшнейдером – камергер Мартын Скавронский, [26] за Великой Княгиней камергер граф Пётр Шереметев [27] и форшнейдером при ней камергер граф Андрей Гендриков. За столом суетились люди. Пажи приносили кушанья, метрдотель Фукс принимал их и передавал тем, кто были «во услугах». Всё это чрезвычайно стесняло и смущало Екатерину Алексеевну, она сидела строгая и почти ни к чему не притрагивалась.

25

Балк Пётр Фёдорович (1712–1762) – камергер Елизаветы Петровны, генерал-поручик.

26

Скавронский Мартын Карлович (1716–1779) – граф, племянник Екатерины I, генерал-аншеф, обер-гофмейстер двора.

27

Шереметьев (Шереметев) Пётр Борисович (1713–1787) – камергер, сенатор, генерал-аншеф с 1760 г.

Кругом на тридцати трёх «штуках» сидело сто тридцать две «персоны». Шёл непрерывный гул голосов, слышался звон посуды и шаги подававших лакеев.

Как только подано было жаркое – седло дикой козы – и форшнейдеры золотыми ножами нарезали его и положили куски, состоявшие у вин разлили по кубкам шампанское. Итальянская музыка, игравшая на хорах, смолкла. Великий Князь поднялся, все гости в стеклянной галерее и в зале встали. Детским, ломающимся голосом Великий Князь возгласил, поднимая кубок:

– Про здравие Её Императорского Величества!..

– Виват!.. Виват!.. Виват! – закричали гости.

Трубачи и литаврщики заиграли. Пушки полевых батарей, поставленные вдоль набережной, начали салют – шестьдесят один выстрел.

Когда наконец всё это смолкло, и звон стоял в ушах от пальбы и резких звуков труб, и странной казалась вдруг наступившая тишина, Государыня встала с кресла и подняла перед собою плоский петровский кубок.

– Про здравие Их Императорских Высочеств, – сказала она сочным, сильным голосом.

И опять загрохотали выстрелы.

Третий и последний тост возгласил Великий Князь:

– О благополучном государствовании Её Императорского Величества.

Сто один выстрел салюта продолжался до самого конца обеда.

В половине девятого обед окончился, и гости перешли в большой зал. Музыканты заиграли менуэт, принц Август подошёл к Государыне, и они открыли бал. За Государыней шли высоконовобрачные.

В

шестнадцать лет для какой девушки музыка и танцы не имеют магической силы? Поддалась этой силе и Екатерина Алексеевна. Всё было позабыто – усталость, волнение, страх, кровь забила ключом в жилах, и, чувствуя себя центром внимания, ощущая на себе ласковый и внимательный взгляд Елизаветы Петровны, сидевшей у дверей Арабской комнаты, Екатерина Алексеевна отдалась магии танцев. Менуэт сменила бесконечная и замысловатая кадрилия, за ней последовал только что появившийся англез.

Как девочка-ребёнок, Екатерина Алексеевна всё позабыла под звуки музыки, под ритмичный шорох башмаков танцующих пар. Она чувствовала себя снова сильной, молодой и прекрасной.

XVIII

Во втором часу ночи Екатерина Алексеевна сняла все драгоценности, заплела по-ночному волосы, освободилась от корсета, фижм и платья и в рубашке и горностаем подбитом шлафроке, со свечою в руке прошла в супружескую спальню.

Из медоточивых наставлений принцессы Иоганны, из шаловливой беседы «царь-девицы» и от гофмейстерины Нарышкиной Екатерина Алексеевна знала, что её там должно ожидать. Архимандрит Тодорский в беседе о таинстве брака осторожно коснулся и житейской его стороны и объяснил ей всю политическую важность для неё, как супруги наследника Российского престола, иметь детей.

Усталая, оглушённая музыкой и пушечной пальбой, с натянутыми до последней степени нервами, трепещущей рукой она открыла дверь.

На передзеркальном столе горел канделябр. Девушка и камердинер Великого Князя торопливо вытирали что-то на ковре. При виде Великой Княгини они испуганно выскочили в боковую дверь. В спальне терпко и противно пахло спиртным запахом вина.

Медленно, точно ноги у неё стали пудовыми, Екатерина Алексеевна подошла к тяжёлому балдахину постели и открыла занавес. С края низкой и широкой постели, на боку, зарывши голову в подушку, лежал её муж. Он подогнул неловко ноги и спал крепким, тяжёлым сном.

Екатерина Алексеевна обошла кровать, задула свечу и при свете ночника, осторожно, не снимая шлафрока, прилегла с края постели.

И долго стыд, краской заливший её прелестное лицо, слёзы, страх за будущее мешали ей заснуть, несмотря на то, что ноги и всё тело ломило от усталости. Она неподвижно лежала на постели и сквозь щели занавеси смотрела на окно. Осенним холодом веяло от него.

«Дай Бог, чтобы скорее сделалось то, чего мы желаем!»

Сколько раз говорил он ей это за последние месяцы, и как охотно она за ним повторяла эти слова при каждом тосте. Вот это и случилось… Случилось то, о чём она мечтала с любовью и нежностью, всё прощая своему жениху. Теперь?.. В эти холодные ночные часы одиночества, подле крепко спящего мужа Екатерина Алексеевна начала понимать, что кроме любви на свете бывает… и ненависть!

Усталость после двадцати часов, проведённых на ногах и на людях, овладела ею. Натянутые, почти до разрыва, нервы как-то вдруг, как струны на ослабевших колках, опустились, ещё несколько мгновений было сознание, когда она видела, как начало светлеть за опущенной шторой, и ещё свежее стало в комнате, потом она вздохнула, закрыла глаза и заснула крепчайшим сном молодости и горя.

Горничная Шенк её разбудила.

Шёл девятый час, а в десять был назначен приём поздравлений. Надо было торопиться. Великого Князя давно не было в спальне.

Екатерина Алексеевна ещё не была вполне готова и сидела в уборной, предоставив свои руки и волосы горничным, когда, как ни в чём не бывало, мальчишкой-шалуном, ворвался к ней Великий Князь.

Он нежно и почтительно поцеловал ей руку и передал ей свой свадебный подарок – полный убор из сапфиров и бриллиантов – брошь, серьги, ожерелье и подвески.

Он непременно хотел, чтобы она сейчас же и надела на себя эти украшения.

«Бес полунощный» оставил её, она не могла сердиться на мужа.