Экипаж боцмана Рябова(Рассказы и повести)
Шрифт:
— В стадо? — улыбнулся Пётр Иванович. — Да я смотрю, ты стала совсем тундровичка. Говоришь, как оленеводы: в стадо.
— Идут! Идут! — закричал Илюша.
Люди стояли на сопке. Вдали показались оленьи аргиши. Они приехали за гостями.
Вскоре все — и хозяева и гости — расселись по нартам и двинулись в тундру, в глубь острова.
— Хорошо, да? — то и дело спрашивала у отца Наташа.
Конечно, поездки на оленях для Петра Ивановича не были новостью, и об этом Наташа знала. Но всё-таки она спрашивала, а отец улыбался
— Хорошо! Хорошо!
— А знаешь, как по-ненецки «хорошо»?
И это слово, так часто повторяемое в Заполярье, он знал. Но чтобы не огорчать дочку, он спросил:
— Как?
— Саво! Это значит «хорошо».
Когда олени замедляли бег, то впереди, то сзади слышалось громкое и нетерпеливое «Э-гхей!». И Наташа взглядывала на отца: «Вот как у нас! Хорошо, да? Саво, да?..»
В разговорах незаметно они подъехали к чумам, где жили пастухи и помещался штаб Дня оленевода.
— Раньше в таких чумах жили все ненцы, — поспешила сообщить Наташа, — а теперь лишь те, которые пасут в тундре стада.
Как только упряжки остановились, председатель островного Совета Ефим Валей и ещё несколько ненцев окружили гостей с Большой земли и повели в чумы.
— Нет, нет, сначала поесть, сначала угоститься с дороги, а потом уже говорить, потом — праздник. У нас так! Так, Ефим?
— Так, — подтвердил отец Илюши.
После обильного угощения олениной, рыбой и чаем все вышли из чума. На вольном воздухе начинался праздник. Стояли столы для судейской комиссии и для гостей с Большой земли. Островитяне расположились на нартах. Лёгкий ветер с океана тихо пощёлкивал и шелестел флагами и большим полотняным красным плакатом, растянутым на двух шестах.
Тундра чуть гудела говором и скрипом нартовых полозьев. Упряжки всё прибывали. Вокруг праздничного стойбища бродили, стояли, словно в раздумье, и мирно лежали сотни оленей.
Наташа смотрела на всё это праздничное зрелище и не только не слушала речей, но даже как будто забыла, что рядом с ней сидит отец. Она думала о своём.
Оленьи гонки должны были начинать самые юные. И в этих состязаниях участвовал Илюша Валей. Конечно, она думала об Илюше, она всей душой желала ему успеха. И на его победу можно было надеяться, потому что Илюша умел ловко управляться с упряжкой и с хореем. И всё-таки тревога была. Можно упасть с нарт, не рассчитать торможения хореем на повороте и удлинить дистанцию. Да мало ли что может случиться в бешеной гонке!
Состязания проходили по кругу. Со старта были пущены одновременно восемь упряжек. Гонки действительно казались бешеными. Но на первых пяти минутах три упряжки безнадёжно отстали. А на последнем километре, перед самым финишем, рога в рога, нарты в нарты неслись уже только две. Одна из этих упряжек была Илюши Валея.
Наташа ликовала.
Через минуту-две черту финиша эти упряжки так и пересекли вместе. И судья объявил:
— Два первых места среди подростков заняли
А потом начались ещё более быстрые, многочисленные и горячие оленьи гонки у взрослых. Состязались оленеводы и охотники в метании топора. Но особенно Наташе понравились соревнования по поимке оленей тынзеем.
Спокойно, с удивительной ловкостью и силой бросал ненец тынзей на рога бегущего оленя. Конечно, в состязаниях с тынзеем участвовали лишь самые опытные, самые сноровистые оленеводы, и потому неудач в бросках было немного.
Бросали тынзей, стоя на месте, бросали на бегу, и бросали с быстро несущихся нарт.
Обо всём этом Наташа слышала ещё в Архангельске от дяди Алёши Осипова. Рассказывал о соревнованиях и Илюша. И всё же девочка не думала, что всё это так интересно, так стремительно, так ярко даже в этой обычно пустынной и малоцветной тундре.
Но всему приходит конец. Окончился и праздник. Нужно было возвращаться в посёлок. А завтра — на теплоход, в обратный путь, в город, домой. И хотя Наташа немножко соскучилась по дому, по маме, расставаться с островом, с новыми друзьями и особенно с Илюшей было очень жалко.
По рейсовому расписанию теплоход, на котором плавал Наташин отец, из Медвежьей губы шёл ещё к одному становищу, а потом возвращался снова в Медвежье, грузился, забирал пассажиров и уходил на Большую землю, в порт своей приписки.
На этот раз теплоход ушёл из Медвежьей без старшего механика. Мы знаем, что Пётр Иванович на два дня оставался в Медвежьем, чтобы побывать на празднике и встретиться с дочерью.
Но вот праздник на острове кончился, теплоход вернулся. Наташа прощалась с островом, с островитянами — ненцами и русскими зимовщиками-полярниками.
— Так мы и не нашли хаерад-цветок, — сказал Илюша, помогая Наташе укладывать рюкзак.
— Нет, я его нашла…
— Как нашла? Где?
— Илюшка, Илюшка… — улыбнулась Наташа. — Конечно, я нашла не хаерад, не солнечный цветок, не полярную гвоздику. Я нашла… я многое увидела, пока жила здесь, в Заполярье, на острове, у вас. Знаешь, Илюша, это для меня и есть хаерад-цветок. И я его везу на Большую землю, чтобы показать нашим ребятам.
Илюша слушал и не совсем понимал, о чём говорила Наташа.
— Да как ты не понимаешь?! — почти закричала Наташа и вскочила с пола, на котором сидела, завязывая рюкзак. — Я будто его уже нашла, этот волшебный цветок, потому что жила у вас и многое узнала. Это и есть моя полярная гвоздика!
Тогда улыбнулся и Илюша.
— Мы искали и нашли, — сказала Наташа. — Пойдём! Папа давно на теплоходе.
Они вышли из дома, и Наташа огляделась. Она видела вдали между домами посёлка кусочки тундры и представляла ягельные просторы, неяркие её цветы, оленей и множество гомонящих птиц.