Экипаж Большого Друга
Шрифт:
Точно, кто-то из нас псих. Плевать! Я готов был и сам нести любую чушь, и выслушивать её же, лишь бы идти вот так, рядом, и не замечать ничего вокруг.
— Где вы…ты. Да? — запинаясь от сумбура, творившегося в голове, спросил я.
— Да, так будет лучше. Где я учусь? В меде, на третьем курсе, — просто ответила она, поправив сбившийся локон.
— И как тебе? Нравится?
— Да, хоть и трудно иногда, — сказала Алена и перевела разговор на интересную ей тему: — А ты чем занимаешься теперь? Давно не было видно.
— Готовлюсь лететь в космос, — меня несло.
— Вольно бы вам шутить над бедной простушкой, — с некоторой долей разочарования произнесла она.
Я посмотрел на неё, сказал, придав голосу серьезность:
— Без шуток, я и мой друг, и ещё один человек через три месяца, примерно, отправляемся в Первый поиск — так назвали нашу будущую экспедицию.
Она смотрела мне в глаза, мы остановились, люди обходили нас, будто мы памятник.
— Ты ведь не для того ждал меня, чтобы дурачить. Да ещё так бездарно. Остаётся предположить, что ты говоришь правду, — не менее серьезно заключила она.
Чёрт побери, да если бы хоть некоторые знакомые девицы имели хоть часть такого здравого смысла! Ха! Тогда, вероятно, я стал бы отцом семейства. Что совершенно неприемлемо, учитывая нынешние обстоятельства. Что ни делается, всё к лучшему, я давно знаю.
— Я много раз представляла себе, как в ответ на моё «здрасте», ты говоришь «Алёна,…», а дальше… О! Что бывало дальше! — она тихонько рассмеялась. — Но вот про звёзды ничего такого не припоминаю. Да. А ты был такой суровый, серьёзный, взрослый. Даже твой друг, этот, как его? Толстый? Я слышала, как ты его звал.
— Круглый, — подсказал я.
— Точно — Круглый! Даже он мне сочувствовал, шутил, даже шоколадки дарил. Говорил, они улучшают настроение, а кариес придумали дантисты.
О, как! Друг называется — ни словом, ни намёком. Ну, гад, погоди!
— Потом я решила, что смогу расшевелить тебя, если у меня будет мужчина. Смешно, да? Не помню, в какой книжке вычитала. Артёмка был такой смешной, добрый. Мы с ним учились целоваться. Потом он всё понял, а может, кто-то рассказал ему, но он не ушел, а сказал, что будет за меня бороться. А потом… потом детство кончилось. Артём ушел в армию и остался на сверхсрочную, по контракту, сначала писал, потом перестал. Вот так. Эти годы я видела тебя почти каждый день — в окно, в дверной глазок, на улице. А когда ты пропал, сначала волновалась, а потом приехала твоя мама и попросила звонить ей, если что, и рассказала, что ты уехал в командировку, а когда вернешься, не знает. Я думала, что больше тебя не увижу. А вчера решила, что больше не упущу тебя. Если бы ты меня не встретил, я бы пришла сама. Вот с духом собралась бы…
Голос её сделался еле слышен, а интонация из наивно-беззаботной превратилась в грустно-повествовательную. Она снова остановилась и обернулась ко мне, снова заглянула в глаза, спросила сухо:
— Глупо. Верно?
— Нет. Что красиво, то не глупо. Всё дело в непонимании. — Я вспомнил разговор с Димкой и осёкся. — Но об этом я расскажу когда-нибудь, может быть. Когда захочу занудствовать и изрекать избитые истины.
— Да, Круглый говорил, что вообще-то ты страшный
— Нет, Дима даст мне ответ по полной программе. Оказывается, он за моей спиной устроил мне такой пиар, что звёздам не снился. Ну, змей! — притворно негодовал я.
— А вы с ним летите? Нет, все-таки я хоть и верю, но не понимаю — как это. — Алена помолчала. — Вот так вот запросто — раз и полетели? Может быть, я ничего не понимаю, но такие вещи можно бы представить лет через сто, а то и больше.
— Через три месяца, — словно уточнил я. Мне стало тоскливо на какой-то миг.
— Надолго?
— Никто не знает. Полгода, год? Не знаю, — честно ответил я и заметил, как потемнели зеленые глаза Алены.
Мы давно вышли за городскую черту и шли по одной из асфальтированных дорожек, что проложены в лесу неподалеку от нашего дома. Наверное, многие говорили про себя спасибо неизвестным благодетелям. Я люблю тут гулять в любую погоду — хорошо думается, нервы успокаивает, да и просто красиво.
Гуляли мы долго, забыв о времени, о второй паре, о фондах, институтах, людях, вселенной. Мы говорили много, вразнобой и невпопад, обо всём и ни о чём. В лесу совсем никого не было кроме нас, будни, осень, даже спортсмены куда-то подевались. Тишина, прохладный воздух, чистый-чистый, и прозрачно-голубое небо меж ветвей.
Когда вышли обратно к цивилизации, время перевалило за полдень. Алёна вспомнила, что через двадцать минут должна быть дома, матушка просила её помочь, встретить кого-то, кто должен передать что-то для чего-то. Алёна и сама не знала.
Как и вчера, мы одновременно потянулись за ключами и рассмеялись тоже одновременно. Подумать, что ж смешного? А ничего, два счастливых человека просто смеялись. Мы думали в тот момент одинаково и понимали это. Глупо прощаться, когда живёшь в соседней квартире, и мы просто улыбнулись друг другу ещё раз.
Мне хотелось петь и стоять на голове, бежать куда-то и орать во всё горло. Я постоял на голове, спел песню террориста Ивана Помидорова, наконец, решил убраться в квартире, хотя после маминой уборки ещё не успел произвести сколько-нибудь существенного беспорядка. И тут зазвонил телефон. Пока искал трубку, проклял всё на свете. Нашлась она, вот странно-то, в ванной, звонил Димка:
— Собирайся, отпуск кончился. Сейчас мы за тобой подъедем, и на базу. Вот так вот.
— А не послать ли их, куда подальше!? Что, мы вчера провинились, и теперь останемся без сладкого?
— Чрезвычайные обстоятельства. Всё очень серьёзно, — говорил Димка и впрямь, без тени свойственной ему иронии.
— А у нас всегда всё очень серьёзно. Человечество, блин, в опасности! Скоро мировой кризис, ну, ты в курсе, да? А знаешь что? Плевать мне на человечество с его кризисами! Пусть дохнет!
Я бы, наверное, долго ещё орал, если б Круглый не сумел вклиниться в поток моих излияний:
— Не знаю обстоятельств, но погиб Корнилов. И ещё несколько человек, группа обеспечения, почти в полном составе. И Артур тоже, и Дашка.