Экипаж «черного тюльпана»
Шрифт:
— Кто нас с Наташкой на четвертом десятке дома бы замуж взял? А здесь с голодухи и сухарь слаще пряника. — Света прыснула. — Глядишь, какой-нибудь и найдется. Вон, Вовка мой уже собирается… Тьфу, тьфу, тьфу, не передумал бы! Ты, конечно, другое дело. Ты бы парня и дома нашла.
— Значит, денежки нужны, — хитро улыбнулась Наталья, тряхнув рыжей челкой. — На французские духи, итальянские туфли… Дома на это, хоть загнись, не заработаешь. Да что зарплата! Ты, Ань, тут озолотиться можешь, только не зевай. Молодая,
— Никому не отказывает, только плати, — вставила Наталья. — Зимой в Союз летала, в отпуск. Сколько у нее денег на таможне насчитали! Маничев с Элкой таможню проходил. Маничев врать не станет… А знаешь, что Элка ответила таможенникам, когда спросили, откуда столько? «Сами должны знать, каким местом заработала». Зараза нахальная!
Собрав очередную порцию мисок, Наталья с грохотом швырнула их на тележку.
— Конечно, не всякая так сумеет… Уж если идут на это бабы, то через силу. И через злость. Как Элка ненавидит этих мужиков! Она же их лупит и в хвост и в гриву. Чуть что не по ней — и бьет, и кусает… Вчера вон Венславовичу рожу почистила, весь обляпанный пластырем ходит. А мужики все равно к ней тянутся: красивая…
— Красивая, — с нескрываемой завистью согласилась Света. — Вытерпит она проклятые два года, и баста. Думаете, ей, как всем, не хочется — семью иметь, детей? Да она с тоски по такой жизни воет. А дотянет свой срок — забудет наш полк как страшный сон. Приедет домой — баба как баба. Кто там знать будет, как она в Афгане жила?
— Ну, чего молчишь, Ань? — снова попыталась она втянуть в разговор не проронившую до сих пор ни слова Аннушку. — Думаешь, будешь молчать — все беды пройдут стороной?
Аннушке захотелось вдруг закрыть глаза, заткнуть уши и убежать куда-нибудь, где никто не захочет под грохот тарелок и ложек ждать ее исповеди.
— Если вы торопитесь, уходите, — стараясь не глядеть в глаза официанткам, предложила она, готовая на все, лишь бы их не было рядом. — Работы осталось немного, управлюсь сама.
Света с готовностью швырнула собранный уже было пучок ложек на стол.
— Анька, ты золото!
— В другой раз и мы тебя выручим, — стягивая грязный фартук, заверила Света…
…Аннушка осталась одна. Она опустилась на стул, чтобы передохнуть. Ей и в самом деле было некуда спешить: Фоменко не придет раньше полуночи. Но в полночь или чуть позже…
Аннушка прислушалась: за дверью столовой кто-то насвистывал простенькую мелодию. Кажется, марш «Прощание славянки». Дверная ручка медленно поползла вниз…
Официантка вскочила и растерянно уставилась на человека, который вырос на пороге.
— Поужинаешь со мной? — сказал командир полка, наслаждаясь эффектом, который он произвел своим неожиданным появлением.
У самого молодого в 40-й армии полковника были
— Поужинать со мной не желаешь? — еще раз промурлыкал Тодоров.
Аннушка молчала. Командир растерянно хмыкнул, окинул официантку оценивающим взглядом и подошел к ней почти вплотную.
— А ты даже лучше, чем я думал, — сказал он, измерив ее взглядом. — Ну, чего испугалась, глупенькая? Я тебя не съем…
Хохотнув, он положил на плечо Аннушки свою руку.
Официантка, дернув плечиком, попыталась ее сбросить, но цепкие пальцы Тодорова уже гладили ее тонкую, нежную шею.
Аннушка прошептала:
— Пустите, пожалуйста…
— Не пущу! — прохрипел Тодоров, возбужденно дыша.
Полковник привлек Аннушку к себе, сжимая официантку в своих объятиях. Его рука скользнула ниже ее талии и начала медленно забираться под юбку…
Аннушка вскрикнула:
— Да пустите же вы!
Собрав последние силы, она вырвалась из рук Тодорова и оттолкнула его.
Тодоров побагровел. Его лицо исказилось от злости.
— Что, целку из себя строишь? Я в своей комнате стол накрыл, а ты… Запомни: если я чего-то хочу, то всегда это получаю, поняла?! Не хочешь со мной при свечах поужинать? Так я тебя прямо здесь трахну!
Расстегивая на ходу брюки, Тодоров начал надвигаться на Аннушку, беспомощно прижавшуюся к столу. Ее глаза торопливо шарили по сторонам…
Взгляд женщины уперся в большой чугунный черпак, который лежал на столе, и Аннушка схватила его. Полковник бросился на нее, но официантка, ловко увернувшись и отпрянув в сторону, изо всей силы опустила черпак на его голову.
Охнув, Тодоров рухнул на пол, а Аннушка попятилась к двери…
21
И был вечер. И близилось застолье.
Встречали полк с войны сегодня. И провожали на войну тоже сегодня.
Посреди стола возвышалась кастрюля с вареной картошкой в мундире, вокруг лежали наскоро ополоснутые под краном пучки зеленого лука; тарелок не было вовсе, зато кружек и ложек с вилками было в достатке.
Хозяева комнаты — Маничев и Чепига — накрывали на стол и дожидались гостей: Рокфеллера с Фомой.
Открывая банку тушенки, Маничев поранил палец. Сунув его в рот, он сидел на табурете и наблюдал, как Чепига, ловко орудуя ножом, нарезал уже вторую буханку хлеба.
Стрелка на стареньком пузатом будильнике подползала к девяти, когда пожаловал Фоменко. Капитан вошел не один, подталкивая в спину замешкавшегося у порога незнакомого, совсем молодого лейтенанта и приговаривая:
— Не стесняйся. Тут все свои.
Лейтенант долго и тщательно вытирал ноги о половичок, озираясь по сторонам, и наконец произнес: